Психология Души

Когда от всего, что свалилось на тебя, ты дойдешь до состояния, что уже не сможешь выдержать, ни в коем случае не отступай. Это именно то место, где изменится твоя судьба.

Пока нет комментариев

Ошибочно думать, что любовь вырастает из длительной дружбы и настойчивого ухаживания. Любовь - это плод духовной близости, и, если близость не возникает через секунду, она не возникнет ни через года, ни через поколения.

Пока нет комментариев

ИДЕАЛИЗАЦИЯ В ОТНОШЕНИЯХ

Хороший контакт с реальностью – необходимое условие психического здоровья. Этот тезис уже стал аксиомой. Однако данное условие очень сложно определить. Это касается как понятия контакта, так и понятия реальности. Что такое хороший контакт и насколько он хорош? Каковы критерии хорошего контакта? Не легче обстоит вопрос и со вторым понятием этой пары – реальностью. Что такое реальность? Какова она? Существует ли вообще объективная реальность и насколько она объективна? В нашей статье мы не будем рассматривать все эти проблемные вопросы, а сфокусируемся лишь на одном из интересующих нас феноменов из этой области – идеализации.

В фокус моего рассмотрения в этом случае попадает понятие образа. Образ является «продуктом» восприятия-сознания (субъективный образ объективного мира). Образ всегда является сложным сочетанием объективного и субъективного, материального и идеального. В нем есть нечто от внешнего мира – воспринимаемого, сознаваемого объекта и мира внутреннего – личности самого воспринимающего-сознающего. В случае же идеализации мы имеем дело со смещением фокуса контакта с объективной реальности (воспринимаемого объекта) на реальность субъективную – личность воспринимающего.

При этом происходит искажение объекта внешнего мира за счет инвестиции в образ личности воспринимающего. Объект в случае идеализации проективно наделяется некоторыми реально несуществующими позитивными качествами. В результате этого субъект – воспринимающий – контактирует по большей части с «инвестированным», идеализированным образом объекта, контакт же с реальным объектом в этом случае представляется весьма проблематичным.

Областью моего интереса в данной статье в первую очередь является контакт межличностный, точнее контакт со значимыми другими, близкими людьми. С нарушениями такого рода контактов чаще всего приходиться встречаться в психотерапевтической практике. Одной из причин возможных сложностей контакта с близким человеком является уже обозначенный нами феномен идеализации этого близкого.

Что ж тут плохого в идеализации – спросите вы?

Ведь воспринимая другого человека лучше, чем он есть на самом деле, мы даем ему шанс стать другим, лучшим! В том-то и сложность, что в такого рода восприятии мы не видим другого человека как такового, каким он является – иным, другим, и не принимаем его инаковости. В этом неведении и непринятии и кроется причина проблемных отношений. Не замечая и не принимая другого таким, каким он является, мы неизбежно пытаемся его изменить, улучшить, усовершенствовать. Мы тем самым даем ему следующее послание: «Ты не такой, каким должен быть! Стань другим и тогда я буду тебя любить!».

В такого рода установке по отношению к другому неизбежно просматривается установка к самому воспринимающему, усвоенная им, как правило, от его близких, значимых людей, чаще всего родителей. Наличие такой «корректирующей установки» порождает много негативных эмоций у обоих партнеров. Склонный к идеализации человек проявляет недовольство, претензии, обиды к своему партнеру, а тот, в свою очередь, чувствует раздражение, вину, стыд… Неудивительно, что о близости, интимности в такого рода отношениях говорить не приходиться.

В чем проявляется установка на идеализацию?

Рассмотрим наиболее типичные проявления такой установки. Они следующие:

• деление людей на хороших и плохих, а мир – на черный и белый. Другой человек воспринимается недифференцированно. При описании других такие люди дают им односложные характеристики. Характеристики мира имеют тенденцию к поляризации – либо-либо. Мир воспринимается как полярный, лишенный оттенков.

• наличие морализаторской установки к другим и к миру. В суждениях таких людей несложно увидеть тенденцию к оценке, в их речи присутствует много оценочных слов в отношении других. Схожие установки (в основном негативные) можно обнаружить и в отношении к миру;

• непринятие мира и других. Другой человек нуждается в улучшении, коррекции, к нему предъявляются повышенные требования, претензии. Мир также не является идеальным. Если его не удается переделать (хоть у некоторых это и получается, все революционеры – идеалисты), то на него обижаются;

• разочарование, обвинение других и Мира. Другие люди и мир не идеальны, в других «много лицемерия, подлости…», а «мир – далек от совершенства»;

• потребительская позиция в отношении к другому и к миру. Другой – должен (быть другим, давать, меняться…). К миру может присутствовать установка позитивного ожидания (что-то должно случиться приятное, неожиданное – выигрыш в лотерею, наследство, просто «халява»). В ситуации же разочарования миром присутствует установка негативного ожидания – «от мира ничего хорошего не дождешься»;

Как обнаружить феномен идеализации в близких отношениях?

Все вышеперечисленное можно обнаружить и в близких отношениях. Кроме того, можно выделить и ряд специфических критериев идеализации в такого рода отношениях. Вот они:

• отношения в паре вертикальные. Если речь идет о брачных отношениях, то такие браки являются комплементарными или дополнительными по ролевым позициям. Возможны различные виды комплементарности: «Отец-Дочь», «Мать-сын».

• В паре доминируют «детские потребности». Чаще всего они следующие: в принятии, в безусловной любви, признании-внимании, в заботе. От партнера требуют удовлетворения, в первую очередь, именно этих потребностей;

• В паре существуют сложности со «взрослыми потребностями» – в близости, интимности. Наличие в отношениях в паре «детских потребностей» не является показателем незрелости этих отношений, скорее, таким показателем будет отсутствие в паре «взрослых потребностей»;

• У одного из партнеров заметно преобладает установка «брать». Поскольку баланс в отношениях «брать-давать» нарушен, партнерские отношения становятся невозможными;

• Преобладание в отношениях негативных эмоций: обиды, раздражения, злости, вины, стыда.

В целом для партнеров будет характерна инфантильность, эмоциональная незрелость.

Пример из практики. Клиентка – назовем ее Ольга – не может простить мужа за то, что он ее бросил во время декретного отпуска (не уделял ей и ребенку должного внимания, гулял, пил). У Ольги много обиды и претензий к мужу – несмотря на то, что он в течение последних трех лет всячески старается «искупить» вину, – простить она его не может и «вряд ли когда-нибудь простит». В паре, по мнению клиентки, нет близких, доверительных отношений, отсутствует интимность, в том числе сложности с сексом.

По мнению Ольги, во всем виноват муж, который должен как-то измениться, стать другим – более внимательным, заботливым, мужественным, чувствительным… Он должен больше зарабатывать, больше проводить времени с ней и с ребенком, меньше внимания уделять своим родителям… Много недовольства у Ольги обнаруживается и в отношении к родственникам мужа, к своей работе, начальству и в целом – к «…несправедливому к ней миру». Четко прослеживается позиция долга в отношении к ней – мужа, его родственников, Мира. Отрицаются собственные вклады в отношения и собственная ответственность. Жизнь, по ее убеждению, может измениться тогда, когда изменятся другие, сама же Ольга меняться не должна: «При чем здесь я вообще?».

Как это формируется в норме?

Идеализация объекта привязанности – естественный и необходимый процесс развития ребенка. Родительские фигуры изначально им идеализированы. И неудивительно – мама с папой воспринимаются малышом всемогущими волшебниками, которые знают и могут для ребенка все. Это очень важно, так как ребенку предстоит еще столько всего усвоить, а для этого значимые объекты должны обладать непререкаемым авторитетом. Еще одной важной функцией родителей также является функция смягчения для ребенка опыта встречи с реальностью. Ребенок еще не в силах ей (реальности) противостоять и родителя являются своеобразным буфером, создающими для него безопасную, во многом искусственную, «санаторную» нишу проживания.

Но так должно оставаться не всегда. Ребенок подрастает и в своем взрослении неизбежно встречается с реальным миром, с другими объектами этого мира и это с неизбежностью приведет его к разочарованию в родителях и мире – де-идеализации. Мудрые (чаще не от прочитанных книг по воспитанию детей, а от природы) родители не препятствуют этому процессу. Да для этого и не требуется многого – не стараться быть идеальными родителями, людьми, просто быть «достаточно хорошими родителями» (термин Виникотта) и обычными людьми.

Ребенок, взаимодействуя с такими родителями, неизбежно сталкивается с фактами их не-идеальности, а они, в свою очередь, также помогают ему встретиться с не-идеальным миром, все меньше по мере его (ребенка) взросления защищая от мира реального, организуя с ним «встречи» в виде постепенной передачи ребенку все большей и большей ответственности. Процесс разочарования ребенка в своих родителях – де-идеализация – является условием «встречи» с ними как с живыми, человеческими, неидеальными объектами.

Так как все это происходит медленно и постепенно, у ребенка такая встреча проходит безболезненно. Ребенок, в результате такой вакцинации реальностью, постепенно приобретает прививку от реальности. С процессом взросления у него формируется более-менее адекватная картина реальности, все же не лишенная субъективности и индивидуальности. Это естественный процесс, в ходе которого в норме у ребенка формируется хороший контакт с реальностью и ее объектами.

В терапии клиентов, склонных к идеализации, можно выделить следующие стратегические направления работы:

• преодоление инфантилизма;

• принятие ответственности;

• организация встречи с реальностью.

Пока нет комментариев

ПРОРЫВ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО


Когда я пользуюсь выражением "бессознательное", то употребляю его для краткости. Не существует "бессознательного" как такового – скорее, существуют бессознательные измерения (аспекты, источники) опыта. Я определяю бессознательное как возможности осознаний или возможности действий, которые личность не реализует или не может реализовать. Этот потенциал является источником того, что мы называем "свободным творчеством". В контексте нашего исследования творчества явления бессознательного представляют огромный интерес. Какова природа и характерные черты творчества, источники которого находятся в бессознательных глубинах личности?

Я хотел бы начать наше исследование этой проблемы с описания случая из собственной жизни. Когда еще студентом я собирал материалы к своей книге "The meaning of Anxiety" ("Проблема страха"), я проводил исследования в группе незамужних будущих матерей – беременных женщин в возрасте от десяти до двадцати с лишним лет, – находящихся в нью-йоркском доме опеки. Я располагал хорошей, логически обоснованной гипотезой о страхе, которую апробировали мои профессора и с которой я сам был согласен.

Гипотеза утверждала, что склонность личности к страху прямо пропорциональна тому, в какой степени они были отвергнуты матерью. В психологии и психоанализе эта теория была общепринятой. Я предполагал, что страх у таких людей, как эти женщины, возникал из-за той ситуации, в которой они оказались (незамужние, ожидающие ребенка), и это предположение позволило мне более непредвзято исследовать источник их страха – отвергнутость матерью. Вскоре я заметил, что половина группы исследуемых женщин прекрасно подтверждала мою гипотезу, однако вторая половина совершенно не соответствовала ей.

В этой второй группе были женщины из Гарлема и Лоуэр Сайда, которые были решительно отвергнуты своими матерями. Одна из них, которую я буду называть Элен, происходила из семьи, где было двенадцать детей. В первый день лета мать отвезла ее к отцу, надсмотрщику на барже, плавающей по реке Гудзон. Там Элен забеременела от отца. В то время, когда она находилась в доме опеки, ее отец отбывал наказание в Синг Синге за изнасилование старшей сестры Элен. Точно так же, как и другие женщины в этой группе, Элен могла бы сказать мне: "У меня есть проблемы, но я не принимаю их близко к сердцу".

Все это меня удивляло, и я с трудом верил результатам исследований. Но факты были неумолимы. Насколько я мог убедиться на основании тестов Роршаха, ТТА и других, которыми я пользовался, эти отвергнутые матерями молодые женщины не проявляли особого страха. Выгнанные из дома, они просто завели новых приятелей среди ровесников с улицы. Поэтому у них не было склонности к страху, чего можно было ожидать на основании психологических теорий.

В чем же была причина? Возможно, эти отвергнутые женщины, не испытывающие страха, приобрели иммунитет, стали апатичными и потому не чувствовали своей отвергнутости? Негативный ответ на этот вопрос мне кажется бесспорным. Может быть, они принадлежали к типу психопатических или социопатических личностей, которые также не испытывают страха? И снова негативный ответ. Я почувствовал, что столкнулся с неразрешимой проблемой.

Однажды вечером, отложив в сторону книги и заметки, я оставил небольшой офис, которым я пользовался в доме опеки, и вышел на улицу, направляясь в сторону метро. Я чувствовал себя уставшим. Я пробовал выбросить из головы все неприятные дела. Метрах в двадцати от станции метро на Восьмой улице внезапно, "как гром среди ясного неба", мне пришла мысль, что все эти женщины, которые не вписывались в мою теорию, были из семей рабочих. За первой мыслью возникли следующие, и я не успел еще сделать шага, как в моем сознании родилась готовая гипотеза. Я понял, что мне придется изменить всю мою теорию.

В одно мгновение я осознал, что не открытая отвергнутость матерью является первичной травмой и источником страха, а, скорее, скрытая отторгнутость, замаскированная ложью и лицемерием.


Матери из рабочей среды отторгали своих детей, однако дети не воспринимали это столь болезненно. Они знали, что отвергнуты, шли на улицу и там находили для себя другое общество. Никогда не применялись никакие уловки, чтобы скрыть их положение. Они знали свой мир с хорошей и плохой стороны и умели в нем жить. Зато девушки из среднего класса. Это происходило в сороковых годах, когда незамужняя женщина, ожидающая ребенка, была в значительно большей степени подвержена травматическому опыту, нежели теперь.всегда были обмануты своими семьями. Матери отторгали их, но делали вид, что любят.

Именно это, а не сам факт отторжения, было истинным источником их страха. Вот таким неожиданным способом, благодаря озарению, рождающемуся на более глубоком уровне сознания, я понял, что страх возникает из невозможности понять мир, в котором живешь,
невозможности ориентации в собственной экзистенции. Там, на улице, я понял – а последующие размышления и опыт еще более убедили меня в этом, – что новая теория лучше, точнее, изящнее первоначальной концепции. Что же произошло в этот переломный
момент?

Если мы возьмем за исходную точку мой опыт, то станет ясно, что озарение прорвалось в сознание вопреки моим рациональным размышлениям. У меня была хорошая, логически обоснованная гипотеза, над доказательством которой я упорно работал. То, что мы называем бессознательным, прорвалось через барьеры сознательных установок, которых я неукоснительно придерживался.


Карл Юнг часто обращал внимание на то, что существует полярность, некая оппозиция между бессознательным опытом и сознанием. Он считал, что эта связь имеет компенсационный характер: сознание господствует над необузданными иррациональными капризами бессознательного, в то время как бессознательное не дает сознанию опуститься до уровня банальности, пустоты, скучной рациональности. Компенсация также относится и к конкретным проблемам: если в сознательных решениях какой-то проблемы слишком углубляешься в одном направлении, то бессознательное будет двигаться в противоположном.

Разумеется, в этом заключается причина того, что чем больше мы
бессознательно начинаем сомневаться в какой-то идее, тем более догматические аргументы используем, когда ее сознательно защищаем. Именно поэтому любой человек – от св.Павла до алкоголика из нью-йоркского района Бовери – может испытать радикальное изменение: бессознательная сторона личности, которая до этого времени подавлялась, неожиданно проявляется и начинает господствовать. Кажется, что бессознательное наслаждается (если так можно выразиться), прорываясь сквозь барьеры (и разрушая их) нашего сознательного способа мышления, за который мы судорожно цепляемся.

Перелом, о котором мы говорили, – это не только количественное увеличение, речь идет о чем-то более динамическом. Это не обыкновенное расширение сознания – скорее, это вид борьбы. Внутри личности происходит резкое столкновение сознательного мышления и озарения, то есть перспективы, которая борется за то, чтобы прийти в мир. Этому сопутствует страх, чувство вины, но и радость, удовлетворение, которые неразрывно связаны с появлением новой идеи или нового видения.

Чувство вины, возникающее в процессе такого перелома, является следствием разрушения, неизбежного при рождении нового взгляда. Мое озарение уничтожило другие гипотезы и должно было в будущем уничтожить то, во что верили некоторые мои учителя. Этот факт вызвал у меня некоторую обеспокоенность. Всякий раз, когда появляется какая-то значительная идея в науке или новая форма в искусстве, уничтожается нечто, что многие считают неотъемлемой частью их интеллектуального и духовного мира. Именно это является источником чувства вины, которое сопутствует истинной творческой работе. Как заметил Пикассо, каждый акт сотворения – это прежде всего акт уничтожения.

Перелом принес с собой и элемент страха, поскольку он не только уничтожил мою первоначальную гипотезу, но поколебал мою связь с миром. Теперь я чувствовал, что должен искать новый фундамент, о существовании которого до этого времени я не имел понятия. Именно это становится источником страха, который появляется в момент перелома, но возникновение новой идеи невозможно без большего или меньшего потрясения.

Помимо вины и страха, в момент перелома появляется чувство удовлетворения. Нам дано было увидеть нечто новое. Мы пережили радость открытия. Другим открытием в момент озарения было то, что все вокруг меня вдруг стало выразительным. Я помню, что дома на улице, по которой я шел, были выкрашены в ужасный зеленый цвет, о котором в обыкновенной ситуации я желал бы поскорее забыть. Однако яркие цвета так удивительно соответствовали интенсивности моего переживания, что до сих пор отчетливо помню эту вызывающую зелень. В мгновение, когда пришло озарение, мир стал словно прозрачным, благодаря чему мое зрение приобрело исключительную остроту.

Я убежден, что так происходит всегда, когда бессознательный опыт прорывается в сознание. Это отчасти становится причиной сильного страха, охватывающего нас в этот момент: как внутренний, так и внешний мир приобретают интенсивность, которая через мгновение может пройти. Это один из аспектов экстаза объединение бессознательного опыта с сознанием, возникновение связи, которая является не каким-то отвлеченным понятием, но динамичным неожиданным слиянием

Пока нет комментариев