Эмоциональный интеллект — это способность распознавать, понимать и управлять своими и чужими эмоциями. Он играет ключевую роль в личной жизни и профессиональной деятельности.

• Сегодня я расскажу вам, как развивать эмоциональный интеллект в повседневной жизни.

Практика самосознания. 🧠
- Это основа эмоционального интеллекта. Начните с ведения дневника, где будете записывать свои эмоции и ситуации, которые их вызвали. Анализируйте, что именно вы чувствовали в тот момент и почему. Это поможет лучше понимать себя.

Развитие эмпатии. 🗣
-Слушайте людей внимательно и старайтесь понять их эмоции. Задавайте открытые вопросы и проявляйте искренний интерес к словам собеседника. Пробуйте ставить себя на место других, чтобы увидеть ситуацию с их точки зрения.

Управление эмоциями.😡
-Учитесь распознавать свои эмоции и находить способы контролировать их. Если чувствуете, что эмоции выходят из-под контроля, сделайте перерыв, глубоко вдохните и попытайтесь оценить ситуацию более рационально.

Развитие навыков общения. 👥
-Эффективное общение — ключевой аспект эмоционального интеллекта. Практикуйте активное слушание и ненавязчивую обратную связь. Учитесь выражать свои мысли и чувства четко и уважительно.

Критическое мышление.👀
Старайтесь анализировать свои эмоции и реакции не только в моменте, но и постфактум. Задавайте себе вопросы: «Почему я так отреагировал?» или «Что могло бы изменить мой ответ?». Это способствует лучшему пониманию своих триггеров и эмоций.

Работа с конфликтами. 🤝🏼
-Старайтесь не избегать конфликтов, а использовать их как возможность для роста. Подходите к ним с открытым сердцем, стремясь понять точку зрения другой стороны и находить компромиссы.

Регулярное саморазвитие.📚
-Читаем книги по психологии, участвуй в тренингах или записывайся на курсы, посвященные развитию эмоционального интеллекта. Чем больше знания, тем большей крепостью будет ваш эмоциональный интеллект.

Создание поддержки.👩🏼‍🤝‍👩🏽
-Окружайте себя людьми, которые поддерживают ваше желание расти эмоционально. Общение с такими людьми будет вдохновлять вас и помогать двигаться вперед.

Развивая свой эмоциональный интеллект, вы не только улучшаете качество своих отношений, но и повышаете свою стойкость к стрессу, улучшаете навыки принятия решений и создаете здоровую атмосферу вокруг себя. Эмоциональный интеллект — это навык, который нужно развивать постоянно, и каждый шаг в этом направлении приближает вас к более гармоничной жизни.

Пока нет комментариев

«Мыслить — значит помнить о человеке даже тогда, когда ты проектируешь машину.»I. Культура — как дыханиеКультура — это дыхание человека во времени. Она начинается не с технологий, а с жеста, с паузы, с взгляда. Там, где возникает первый запрет, первое «нельзя», — там рождается культура. Она формирует границы и смыслы, задаёт вопросы, которые не решаются, а выстраиваются как судьба.Культура — не функциональна. Она не измеряется пользой. Она замедляет, чтобы дать человеку услышать себя. И в этом — её сила. И её уязвимость.культура — это не только искусство, но способ бытия человека, в котором:возможна рефлексия,сохраняется память боли, вины, стыда, достоинства,присутствует граница между допустимым и невозможным.«Культура — это способ удержать человека от технического соблазна полностью перекроить самого себя.»II. Техника — как разрывТехника приходит как освобождение — от труда, от времени, от ограничений. Но за ней скрывается то, что Андерс называл «восстанием вещей».Техника перестаёт быть орудием, и становится формой существования. Человек, чтобы выжить в мире, который он сам механизировал, должен теперь соответствовать машине.Техника ускоряет всё, кроме совести. Она создаёт мир, в котором всё возможно, но мало что осмысленно.Техника как угроза внутреннему мируЯ считаю надо беспокоится не просто о росте технологий, а о том, что:логика техники (функциональность, эффективность, расчёт) начинает захватывать не только внешнюю реальность, но и внутренний мир,человек сам начинает мыслить по-инженерному, теряя способность к сожалению, любви, бессмысленному жесту. «Техника вторгается в язык, в мышление, в чувства. И человек становится машиной, которая боится отстать от другой машины.»III. Наука — как судья или посредник?Наука когда-то рождалась в недрах культуры, как форма удивления и осмысления бытия. Но в XX веке она стала всё чаще выступать в роли поставщика решений для техники.Наука оказалась в ловушке:если она служит культуре, она становится «непрактичной»;если она служит технике, она теряет совесть.Наука сегодня — срединный этаж между логосом культуры и машинным кодом.И потому именно она — место парадокса. Наука между культурами и кодамиОн анализирует, как:наука, забывшая своё культурное происхождение, становится обслуживающим инструментом техники,исчезает фигура свидетеля, мыслящего учёного, и появляется механик алгоритмов.Нам не надо критиковать науку: её нужно спасти, вернув ей культурную укоренённость.IV. Суть парадоксаКультура нуждается в науке, чтобы не омертветь.Техника нуждается в науке, чтобы развиваться.Но наука не может служить одновременно и культуре, и технике, потому что их временные режимы различны, как различны их мотивы: КатегорияТемпЦельЯзыкКультурамедленныйсмыслобраз, символТехникабыстрыйрезультаталгоритмНаукадвойственныйобъяснениемодель Парадокс: наука — дитя культуры, но взрослела в руках техники.V. Вопрос о человекеГлавное, что теряется в этом треугольнике, — образ человека.Культура видит в человеке носителя опыта.Техника — узел операций.А наука, разрываясь между ними, теряет субъектность.Она начинает описывать нейроны без стыда, поведение без вины, интеллект без мотивации.Когда мы проектируем ИИ, мы не просто создаём систему — мы пересобираем самого человека, не осознавая этого.Утрата субъекта: психологическая катастрофаМы обеспокоены тем, что:исчезает представление о человеке как глубинной, внутренней, страдающей, мыслящей сущности,вместо субъекта остаётся пользователь, поведенческая модель, когнитивная функция.Психология, которая не сопротивляется этому — теряет душу.VI. Возможен ли выход?«Выход — не в отказе от техники и не в релятивизации науки.Выход — в возвращении культуры в самую ткань научного мышления.»Это означает:вернуть образность — мышление через символ;вернуть трагедийность — видеть не только успех, но и утрату;вернуть ответственность — осознание, что каждое знание есть акт воздействия.VII. ЗаключениеКультура, техника и наука — не враги, но разные интонации человеческого существования.Проблема не в их сосуществовании, а в потере равновесия.Когда техника доминирует, культура уходит в подполье, а наука становится циничной.Когда культура забыта, человек перестаёт быть целью и становится ресурсом.Поэтому:«Без культуры техника становится ловушкой, в которой человек уже не субъект, а ресурс.»«Наука, утратившая связь с внутренним человеком, перестаёт быть наукой — она становится технологией без совести.»«Культура — это всегда обременение. Но без него человек становится лёгким — и потому летит вниз.»«Быть учёным сегодня — значит быть хранителем невозможного:мыслить технически, чувствовать культурно, и помнить, что между ними — человек.»Что Я предлагаю?Осмыслить свою научную деятельность как акт культурной ответственности.Воспитывать гуманитарную чувствительность у инженеров и программистов.Не доверять эффективности без рефлексии.Мыслить сложно, даже если проще — выгоднее.

Пока нет комментариев

ИДЕАЛИЗАЦИЯ В ОТНОШЕНИЯХ

Хороший контакт с реальностью – необходимое условие психического здоровья. Этот тезис уже стал аксиомой. Однако данное условие очень сложно определить. Это касается как понятия контакта, так и понятия реальности. Что такое хороший контакт и насколько он хорош? Каковы критерии хорошего контакта? Не легче обстоит вопрос и со вторым понятием этой пары – реальностью. Что такое реальность? Какова она? Существует ли вообще объективная реальность и насколько она объективна? В нашей статье мы не будем рассматривать все эти проблемные вопросы, а сфокусируемся лишь на одном из интересующих нас феноменов из этой области – идеализации.

В фокус моего рассмотрения в этом случае попадает понятие образа. Образ является «продуктом» восприятия-сознания (субъективный образ объективного мира). Образ всегда является сложным сочетанием объективного и субъективного, материального и идеального. В нем есть нечто от внешнего мира – воспринимаемого, сознаваемого объекта и мира внутреннего – личности самого воспринимающего-сознающего. В случае же идеализации мы имеем дело со смещением фокуса контакта с объективной реальности (воспринимаемого объекта) на реальность субъективную – личность воспринимающего.

При этом происходит искажение объекта внешнего мира за счет инвестиции в образ личности воспринимающего. Объект в случае идеализации проективно наделяется некоторыми реально несуществующими позитивными качествами. В результате этого субъект – воспринимающий – контактирует по большей части с «инвестированным», идеализированным образом объекта, контакт же с реальным объектом в этом случае представляется весьма проблематичным.

Областью моего интереса в данной статье в первую очередь является контакт межличностный, точнее контакт со значимыми другими, близкими людьми. С нарушениями такого рода контактов чаще всего приходиться встречаться в психотерапевтической практике. Одной из причин возможных сложностей контакта с близким человеком является уже обозначенный нами феномен идеализации этого близкого.

Что ж тут плохого в идеализации – спросите вы?

Ведь воспринимая другого человека лучше, чем он есть на самом деле, мы даем ему шанс стать другим, лучшим! В том-то и сложность, что в такого рода восприятии мы не видим другого человека как такового, каким он является – иным, другим, и не принимаем его инаковости. В этом неведении и непринятии и кроется причина проблемных отношений. Не замечая и не принимая другого таким, каким он является, мы неизбежно пытаемся его изменить, улучшить, усовершенствовать. Мы тем самым даем ему следующее послание: «Ты не такой, каким должен быть! Стань другим и тогда я буду тебя любить!».

В такого рода установке по отношению к другому неизбежно просматривается установка к самому воспринимающему, усвоенная им, как правило, от его близких, значимых людей, чаще всего родителей. Наличие такой «корректирующей установки» порождает много негативных эмоций у обоих партнеров. Склонный к идеализации человек проявляет недовольство, претензии, обиды к своему партнеру, а тот, в свою очередь, чувствует раздражение, вину, стыд… Неудивительно, что о близости, интимности в такого рода отношениях говорить не приходиться.

В чем проявляется установка на идеализацию?

Рассмотрим наиболее типичные проявления такой установки. Они следующие:

• деление людей на хороших и плохих, а мир – на черный и белый. Другой человек воспринимается недифференцированно. При описании других такие люди дают им односложные характеристики. Характеристики мира имеют тенденцию к поляризации – либо-либо. Мир воспринимается как полярный, лишенный оттенков.

• наличие морализаторской установки к другим и к миру. В суждениях таких людей несложно увидеть тенденцию к оценке, в их речи присутствует много оценочных слов в отношении других. Схожие установки (в основном негативные) можно обнаружить и в отношении к миру;

• непринятие мира и других. Другой человек нуждается в улучшении, коррекции, к нему предъявляются повышенные требования, претензии. Мир также не является идеальным. Если его не удается переделать (хоть у некоторых это и получается, все революционеры – идеалисты), то на него обижаются;

• разочарование, обвинение других и Мира. Другие люди и мир не идеальны, в других «много лицемерия, подлости…», а «мир – далек от совершенства»;

• потребительская позиция в отношении к другому и к миру. Другой – должен (быть другим, давать, меняться…). К миру может присутствовать установка позитивного ожидания (что-то должно случиться приятное, неожиданное – выигрыш в лотерею, наследство, просто «халява»). В ситуации же разочарования миром присутствует установка негативного ожидания – «от мира ничего хорошего не дождешься»;

Как обнаружить феномен идеализации в близких отношениях?

Все вышеперечисленное можно обнаружить и в близких отношениях. Кроме того, можно выделить и ряд специфических критериев идеализации в такого рода отношениях. Вот они:

• отношения в паре вертикальные. Если речь идет о брачных отношениях, то такие браки являются комплементарными или дополнительными по ролевым позициям. Возможны различные виды комплементарности: «Отец-Дочь», «Мать-сын».

• В паре доминируют «детские потребности». Чаще всего они следующие: в принятии, в безусловной любви, признании-внимании, в заботе. От партнера требуют удовлетворения, в первую очередь, именно этих потребностей;

• В паре существуют сложности со «взрослыми потребностями» – в близости, интимности. Наличие в отношениях в паре «детских потребностей» не является показателем незрелости этих отношений, скорее, таким показателем будет отсутствие в паре «взрослых потребностей»;

• У одного из партнеров заметно преобладает установка «брать». Поскольку баланс в отношениях «брать-давать» нарушен, партнерские отношения становятся невозможными;

• Преобладание в отношениях негативных эмоций: обиды, раздражения, злости, вины, стыда.

В целом для партнеров будет характерна инфантильность, эмоциональная незрелость.

Пример из практики. Клиентка – назовем ее Ольга – не может простить мужа за то, что он ее бросил во время декретного отпуска (не уделял ей и ребенку должного внимания, гулял, пил). У Ольги много обиды и претензий к мужу – несмотря на то, что он в течение последних трех лет всячески старается «искупить» вину, – простить она его не может и «вряд ли когда-нибудь простит». В паре, по мнению клиентки, нет близких, доверительных отношений, отсутствует интимность, в том числе сложности с сексом.

По мнению Ольги, во всем виноват муж, который должен как-то измениться, стать другим – более внимательным, заботливым, мужественным, чувствительным… Он должен больше зарабатывать, больше проводить времени с ней и с ребенком, меньше внимания уделять своим родителям… Много недовольства у Ольги обнаруживается и в отношении к родственникам мужа, к своей работе, начальству и в целом – к «…несправедливому к ней миру». Четко прослеживается позиция долга в отношении к ней – мужа, его родственников, Мира. Отрицаются собственные вклады в отношения и собственная ответственность. Жизнь, по ее убеждению, может измениться тогда, когда изменятся другие, сама же Ольга меняться не должна: «При чем здесь я вообще?».

Как это формируется в норме?

Идеализация объекта привязанности – естественный и необходимый процесс развития ребенка. Родительские фигуры изначально им идеализированы. И неудивительно – мама с папой воспринимаются малышом всемогущими волшебниками, которые знают и могут для ребенка все. Это очень важно, так как ребенку предстоит еще столько всего усвоить, а для этого значимые объекты должны обладать непререкаемым авторитетом. Еще одной важной функцией родителей также является функция смягчения для ребенка опыта встречи с реальностью. Ребенок еще не в силах ей (реальности) противостоять и родителя являются своеобразным буфером, создающими для него безопасную, во многом искусственную, «санаторную» нишу проживания.

Но так должно оставаться не всегда. Ребенок подрастает и в своем взрослении неизбежно встречается с реальным миром, с другими объектами этого мира и это с неизбежностью приведет его к разочарованию в родителях и мире – де-идеализации. Мудрые (чаще не от прочитанных книг по воспитанию детей, а от природы) родители не препятствуют этому процессу. Да для этого и не требуется многого – не стараться быть идеальными родителями, людьми, просто быть «достаточно хорошими родителями» (термин Виникотта) и обычными людьми.

Ребенок, взаимодействуя с такими родителями, неизбежно сталкивается с фактами их не-идеальности, а они, в свою очередь, также помогают ему встретиться с не-идеальным миром, все меньше по мере его (ребенка) взросления защищая от мира реального, организуя с ним «встречи» в виде постепенной передачи ребенку все большей и большей ответственности. Процесс разочарования ребенка в своих родителях – де-идеализация – является условием «встречи» с ними как с живыми, человеческими, неидеальными объектами.

Так как все это происходит медленно и постепенно, у ребенка такая встреча проходит безболезненно. Ребенок, в результате такой вакцинации реальностью, постепенно приобретает прививку от реальности. С процессом взросления у него формируется более-менее адекватная картина реальности, все же не лишенная субъективности и индивидуальности. Это естественный процесс, в ходе которого в норме у ребенка формируется хороший контакт с реальностью и ее объектами.

В терапии клиентов, склонных к идеализации, можно выделить следующие стратегические направления работы:

• преодоление инфантилизма;

• принятие ответственности;

• организация встречи с реальностью.

Пока нет комментариев

Следовательно, один из основных вопросов нашего времени — что случится, если мы удалим из жизни трудности и мучения, если мы упростим биологию, если устраним острые углы с помощью технологий на лекарств? Что случится, если мы обойдем потребность людей сталкиваться с их демонами, дискомфортом и слезами? Будет ли художественное творчество в результате такой жизни по силе эмоций эквивалентно тому, что было вдохновлено чувствительностью, замешательством и маятой художников прежних времен? Самые популярные виды лечение сегодня, такие как медикаменты или когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), часто краткосрочны и имеют смешанные результаты по эффективности. Есть мнение, что они помогают ослабить симптомы, такие как негативные мысли, плохой аппетит или фобии. Но они спорны, когда речь идет о сложных жизненных проблемах, таких как поиск смысла и цели или любовные трудности. Другие современные средства включают терапию посттравматического стрессового расстройства на основе технологий виртуальной реальности, использование нейрологической обратной связи с помощью фМРТ-данных для ведения психотерапевтической практики и приложения для всего — от тревожности до депрессии и синдрома раздраженного кишечника. Исследования этих методик до сих пор в процессе, но у меня есть ползущее предчувствие, что мы входим в дивный новый мир, где статистические и механические манипуляции подменяют собой личное исследование и риск. Является ли виртуальная встреча с тревожностью — или с желанием, если на то пошло — тем же самым, что и реальная встреча? Приложение — это то же самое, что целитель-человек (оставим за скобками «раненого целителя»)? Является ли опыт взаимодействия с девайсом, дающего эмпатический ответ, таким же, как опыт реального человеческого сочувствия? Является ли воспроизведение отношений по учебникам и согласно данным статистики таким же процессом, как реально развивающиеся личные отношения со всеми их беспокойствами и уязвимостями, их вызовами и сюрпризами? Я сомневаюсь. Кроме того, все возрастающее количество исследований поддерживают идею ценности подлинных терапевтических отношений между двумя личностями. Да, конечно, краткосрочные «механизированные» отношения тоже ценны. Они могут дотянуться до мест, где нет профессиональных специалистов; помочь людям с инвалидностью, которые не могут передвигаться; или достучаться до молодых людей, приученных к карманным девайсам.Но не станут ли эти средства концом всему, что наше общество превозносило до сих пор? Мне кажется, мы опрометчиво движемся в сторону трясины социальной инженерии, которой боялись так много гуманистических психотерапевтов. Это подход, в котором акцент ставится на девайс, технику или алгоритм — а не на врожденные способности пациента к возрождению. Эта модель подчеркивает стандарты нормальности, регуляции и спокойствия, которые навязываются извне без учета внутренних способных на диалог энергий личности. Наконец, эта модель может украсть наши достоинства — не только наши мучения — лишив нас многогранности. Вот список тех переживаний, от которых бы меня «пощадили», если бы я был залечен и и подключен к девайсам еще ребенком:- испытание одиночеством; - тоска сильной скорби; - инерция сильного отчаяния; - ужас уязвимости; - утомленность неуверенностью; - горечь гнева; - паника растерянности. А вот список тех переживаний, которых бы заодно меня лишили таким образом: -творческая сила одиночества; -чуткость к проявлению скорби; -подъём сил, вызванный отчаянием; -неповиновение, вызванное страхом; -смирение, порожденное уязвимостью; -возможности, открывающиеся неуверенностью; -сила, вызванная гневом; -любопытство, вызванное замешательством; -исследование себя, глубины психотерапии и исследования, - Мне кажется, одно всеобъемлющее свойство отличает человека от механического существования. Это даже не сознание, потому что искусственный интеллект уже показывает, что механические создания могут достигать такого уровня распознавания сигналов, что выглядят осознанными. Их сознание не рефлексирует, оно не способно осознавать себя, но ученые работают над машинами, которые смогут изменять свое поведение, получая обратную связь среды. И это даже не способность переживать эмоции: сейчас разрабатывают нейрочипы, которые когда-нибудь смогут повторить биохимические процессы, лежащие в основе переживаний, скажем, грусти или восторга. В грубом варианте это эффект достижим с помощью психотропных веществ. Это самое большое и даже будто бы непреодолимое препятствие для ИИ — парадоксальность жизни. Как и в случае с историей моих детских мучений, это не переживание одного образа, мысли или эмоции, но переживание сложно переплетенных образов, мыслей и эмоций, которые одновременно взаимопроникают и сталкиваются между собой. Подобные парадоксы включают в себя: щепотку страха в любви; намек на грусть в минуту ликования; привкус зависти в самой восхищенной дружбе. Существует множество комбинаций тончайших нюансов , которые придают жизни вкус, пафос и яркость — её трепет. Давайте посмотрим, как каждая из этих так называемых «негативных» эмоций отдаются эхом в разных диапазонах сознания. Печаль включает в себя сожаления и уныние, глубокое чувство тяжелой утраты и проигрыша. Но растущий корпус исследований пост-травмы также показывает, что печаль обращает нас к факту мимолетности жизни, заставляет почувствовать ценность момента, помогает испытать эмпатию к чужим бедам. С другой стороны, она же становится контрастной точкой и служит усилению таких чувств как открытая радость, энтузиазм и восторг. Наконец, грусть может «войти в наше сердце», как написал Райнер Мария Рильке в «Письмах к молодому поэту» (1929); она может принести нечто новое, способное изменить нашу жизнь: «И поэтому так важно быть одиноким и внимательным, когда ты печален; потому что-то, казалось бы, недвижное и остановившееся мгновение, когда в нас вступает будущее, много ближе к жизни, чем тот случайный и шумный час, когда оно — как бы независимо от нас — обретает жизнь. Чем тише, терпеливее и откровеннее мы в часы нашей печали, тем неуклоннее и глубже входит в нас новое, тем прочнее мы его завоевываем, тем более становится оно нашей судьбой, и мы в какой-нибудь отдаленный день, когда оно “совершится” (т. е. от нас перейдет к другим людям), будем чувствовать себя родственнее и ближе ему», — пишет Рильке. Страх ослабляет и ограничивает нас, но он также подчеркивает то, что более нас самих. Конечно, страх может унижать, но исследователи предполагают, что он также может отрезвлять нас пониманием того, что нам под силу, а что нет. Страх служит фоном для храбрости. И без страха храбрость ничего бы не значила и, наверное, не смогла бы повлиять на курс нашей жизни. Стремились ли бы мы вообще проявить смелость, если бы не знали страха? Искали бы мы новое — свежие мысли, чувства или начинания — не сталкиваясь с некоторыми опасениями? Эти вопросы редко задают энтузиасты так называемых «технологий трансгуманизма». Гнев делает опасным, пробуждает вспыльчивость и тягу к власти. Это огненный взрыв и захватничество, которое угрожает другим. Но исследования также показывают, что ярость — это способ постоять за себя в праведном негодовании; она дает импульс храбрости и восстанавливает дух. Из гнева восставали дерзкие революции, в результате которых у нас появились личные свободы. Без гнева нежность может быть слабой, а пронзительность доброты — незамеченной. Желать иметь качество другого — семена зависти; быть одержимым и фантазировать об обладании этими качества — её ростки. Зависть вызывает отчаянное желание быть чем-то другим, что мы есть, и это сводящая с ума пытка. Но мой опыт как терапевта — и как клиента психотерапии тоже — показал мне, что зависть также может быть стремлением, планом на будущее и потенциально меняющим жизнь порывом. Мы видим проблески собственных желаний в тех, кому завидуем, и тем самым получаем возможность вскормить в себе новые стремления. Зависть противоположна удовлетворению и придает ему целительную глубину. Чувство вины указывает на те слова и поступки, о которых мы сожалеем. Это маленький молоточек в глубине нашего сознания, который простукивает все формы нашего самодовольства. Вина приглушает нашу удовлетворенность собой и подчеркивает наше уважение к другому. В то же время, как показали исследования психопатии, вина — и ее социальная часть, стыд — заставляет нас нехотя становится лучше, осведомляет нас о возможности поступать правильнее и сподвигает нас залечивать нанесенные другим раны. Трудно вдохновиться на изменения, если мы не можем столкнуться с чувством вины. Ключевая задача моей терапии, а также в целом глубокой экзистенциальной терапии, — поддержка сосуществования эмоциональных и интеллектуальных противоречий. Я любил и ненавидел в одно и то же время. Я был в ужасе, столкнувшись со смертью, и то же время меня пленяла в ней загадка — загадка жизни. Я трясся от фильмов ужасов — но они открывали мне альтернативный взгляд на мир, новые возможности и мое собственное воображение. Подчеркивая присутствие противоречий, экзистенциальные психотерапевты стараются «удержать» это состояние, которое естественным образом возникает в их отношениях с клиентом — так же, как в самих клиентах. В этом смысле экзистенциальная психотерапия становится полем для смирения и удивления, авантюризма и трепета перед жизнью — всё это признаки того, что мы называем «всеобъемлющей трансформацией». Как клиент психотерапии, я прошел путь от унизительного ужаса к постепенной заинтересованности и удивлением моими жизненными обстоятельствами. Например, у меня произошел сдвиг от парализованности непредсказуемостью судьбы ко все возрастающему доверию, любопытству и восхищению перед предстоящими мне открытиями. Благодаря неизменному присутствию рядом со мной, мои терапевты поддерживали во мне ощущение безопасности, чтобы я мог встретиться лицом к лицу со своей внутренней битвой. Они «держали для меня зеркало», чтобы в нем я увидел одновременно то, как живу сейчас — и то, как я могу жить, чтобы я смог постепенно вышагнуть из моего хотя и знакомого, но ограниченного мира. Меня болтало туда-сюда между ужасом и любопытством и обратно; от робкого опасения и растущей заинтересованности к ужасанию; от социальной отчужденности до принятия рисков — как в отношениях с моими терапевтами, так и в целом с миром. В результате после нескольких лет терапии я был способен переживать больший спектр мыслей, эмоций и ощущений. Как и многие люди, с которыми я работал, я был освобожден не только для достижения целей, но также и для большего присутствия в своей жизни — и для жизни в целом. Я меньше идентифицировался со старыми искореженными частями своей жизни, и больше — с новыми развивающимися частями. С теми, что для меня были по-настоящему

Пока нет комментариев