5 сентября 2025
Качество нашей жизни во все времена зависит во многом от нашей способность переживать потери, горевать. А в сложные времена это становится особенно важно. Но для того, чтобы начать оплакивать потерю, нужно сначала ее признать. Признать не на уровне знания, вот были у меня отношения, а теперь нет, вот был у меня один дом, а теперь другой. А признать потерю можно если сначала признаешь привязанность, связность, зависимость от чего-то ценного. Вспомните, люди так и говорят: как только я ее полюбил, стал бояться вдруг у нас не получится… Вместе с признанием ценности связи мы получаем в комплекте опасение лишиться этой связи. Другой акцент. Для того, чтобы создавать связь с кем-то отдельным от меня, необходимо осознать сначала свою потребность в ней, что примерно одно и то же, что признать, что без этого мне чего-то не хватает. Мне хочется того, чего у меня без этого человека нет. И иногда эта нехватка касается не того, что мы можем создать вместе. Типа хочется с кем-то болтать до утра или любоваться вместе морем или заводом каким-нибудь, неважно, главное чтобы вместе, потому что это не так как когда я один. А иногда нехватка эта переживается как собственная неполноценность, ущербность. И тогда другой нужен как воздух. Появляется вот эта фраза «без него я умру» или не такая романтичная, а появляется вот такая ситуация, когда я терплю все, потому что не могу остаться без воздуха. Тогда опасно осознавать, что другой он вообще то отдельный человек, сегодня хочет быть со мной, а завтра нет. Это очень страшно и невыносимо. И тогда защищаясь от этой страшной реальности, воспринимаешь другого как руку свою допустим или того, кто в общем-то живет для того, чтобы удовлетворять меня. Нет на рациональном уровне вам человек скажет: мы все взрослые люди, я понимаю все. Но на психическом уровне погружается вот в это восприятие мира, в котором мы единое целое. И тогда вот этот страх потери невыносимый он отступает, потому что не чувствуешь нуждаемости в другом, ведь никого Другого как-бы и нет.А если его как бы и нет, то если он реально куда-то денется, то и горевать не о чем. Вот например, терапевт. Иногда так и переживает клиент, что терапевт это тот кто сидит в зуме и каждый раз заходишь в конференцию и он там. А в остальное время как бы и нет его. Нет, опять-таки на сознательном уровне человек понимает, что терапевт этот; он живет где-то с кем-то и там что-то еще делает. Но это все где-то на краю или даже за краем сознания быстро оказывается. Потому что это опасное тревожащее понимание. И потом терапевт говорит: мы должны сделать перерыв тогда-то, потому что у меня отпуск.И клиент говорит: да конечно, у меня самого куча дел, как раз будет мне чем заняться. И нет тут никакой нехватки и уж тем более потери. Но потом человек обнаруживает, что он вдруг ввязывается в какие-то странные отношения или начинает заболевать или подозревать у себя какую-то болезнь и гуглить как скоро от нее умирают или начинает очень активном работать или ехать куда-то. То есть можно сказать, что оказывается в таком гипоманиакальном состоянии, возможно довольно легком, но тем не менее. В котором он не чувствует никакой печали, пустоты и ничего такого. О таком состоянии можно почитать, например, у Винникотта в статье «Маниакальная защита», она есть в свободном доступе, кстати. А сам термин ввела Кляйн, ее тоже можно почитать.Итак, как человек справляется с потерей? Он ее отрицает, он не чувствует нехватки, которая естественным образом образовалась когда у тебя что-то было, а потом не стало, пусть даже временно. А не чувствовать нехватку позволяет некое всемогущество. Или человек чувствует что ему плохо, но уверен, что ему плохо из-за самого себя. Ведь он сам что-то там не так сделал и очень может быть к себе аутоагрессивен. Со стороны может быть даже жалко человека, что он так с собой обращается. Но для него это лучше, чем обнаружить что ему кто-то нужен кого нет. А чтобы наверняка ценности утраченного не обнаружить приходит на помощь механизм обесценивания. Мы вот обижаемся или расстраиваемся или злимся, когда кто-то отношения с нами обесценивает. Мы то думали, что между нами что-то важное происходило. А для человека это не вопрос роскоши, ему нужно себя как-то оберегать от признания потери, потому что это для него крайне сложное место. И потому он может пожертвовать восприятием ценности наших отношений ради сохранения собственной психической стабильности.И чтобы вы не думали, я привела пример про терапию, но таких ситуаций очень много в жизни может быть, буквально на каждом шагу. Вот дом человек потерял, дети переехали и живут отдельно, молодость проходит, закончился обучающий курс или отпуск или любимая помада закончилась, а купить такую же нельзя. Кстати производители помад всегда бесили меня тем, что они перестают выпускать нужный тебе цвет и начинают выпускать похожий, но не такой. Так, извините, я увлеклась. Что важно, что иногда расставания с кем-то или чем-то также переживаются человеком как потеря. Ну то есть если в очень раннем возрасте были такие расставания, дети же не умеют ждать долго, психика у них еще не приспособлена для этого. Поэтому каждый раз у них мама навсегда ушла. И если у человека много такого опыта, то он и во взрослой жизни каждый раз теряет при расставании. Ничего у него словно внутри не остается, не сохраняется. Так что у такого человека нечестное количество потерь, как их все пережить? И вот эта маниакальная защита она приходит на помощь. Особенно у нас сейчас, когда мирная жизнь закончилась и что-то каждый день разрушается, отменяется, применяется, в общем непредсказуемым образом меняется, такая защита очень нужна. Человек он как-будто вне этого дискурса, он парит, он действует, он активный и он радуется, но радуется так, словно нет поводов для печали. Он спасается тем, что не затронут происходящими потерями или отрицает их. И это помогает, конечно, временно. Хотя от такой защиты тоже утомляется. Потому что много всего нужно отрицать, поддерживать свое всемогущество и контроль и главное ни к кому не приближаться. Человеку хочется быть всем. Но выходит, что в этот же момент, когда он и есть все, он очень одинок
Показать полностью…
Если весь год быть «лучшей версией себя», инвестировать в эту версию всю энергию и время, под конец года можно обнаружить, что реальная версия себя все это время сидела в душном подвале, не в праве пикнуть о своих потребностях: о том, чего хочет, да ладно хочет — в чем нуждается тело, от чего устала психика, какая забота нужна мне — реальному Васе, реальной Глаше, здесь и сейчас, а не воображаемому жителю моих представлений об идеальной жизни.
Пока вы (я, мы, они) бежите за жизнью мечты и идеалом, реальный человек во всей это воображаемой гонке — ради которого, она вроде как, и устроена — отбывает срок.
Он заброшен, оставлен, претерпевает, ждёт. В надежде, что вы добежите до нужной отметки, где вот уж точно можно будет остановиться и перестать «работать на зачетку».
К сожалению, нет — этой точки не будет. Никогда.
Возвращения в то место, где вас достаточно для этого мира — уже не случится, потому что это место дается нам один раз: в раннем младенчестве, в единении с Идеальным Объектом, который боготворит нас и которого боготворим мы.
На месте этого ИО навсегда останется нехватка, пустота.
Эта нехватка рождает нас — нашу психику, и запускает гонку вечной попытки вернуться в место, где нас достаточно и где для единства с идеалом нет никаких помех.
Попытки заполнить этот самый первый и самый болезненный, главный разрыв — рождают нашу нарциссическую гонку: «каким мне быть, чтобы стать той версией, которая снова переживет рай абсолютного принятия, безусловной любви, безраздельного внимания и бесконечного доступа к наслаждению, через восхищение и признание со стороны внутреннего Другого»?
Эта игра, приобретая формы зависимости, ведет к выгоранию, так как инвестиции в воображаемый образ окупаются там же — в воображаемом — разращивают его и укрепляют, но совершенно не снабжают реального носителя воображения своими дивидендами.
Либо же — реальному человеку достаются крохи от его же нарциссических достижений: он иногда водит себя на чекап и в спа, балует дорогими покупками, как невключенный родитель, в остальное же время, он живет, не особенно обращая внимания на себя, свои чувства, свое тело, а только вбухивает силы в свою «лучшую версию», как повышает ставки игрок в казино, в глубине души зная, что отыграться здесь — невозможно.
С зависимостью от воображаемого образа, которая превращается в навязчивость и приводит к выгоранию, работают также, как с любой другой зависимостью. Через переход к проживанию абстиненции, то есть, отмены: что я чувствую, когда не совершаю действий по поддержанию «лучшей версии себя»? Какая ломка у меня возникает? Что я проживаю наедине с собой и своим временем, не отданным воображаемой гонке? Эти чувства — обретение способности их проживать, вместо того, чтобы реагировать на них действием — и есть место выхода из воображаемой нарциссической гонки
А я вот каждый раз думаю, что человек не может быть счастлив, т.к. эволюция никогда не шла по пути абсолютного принятия себя и других. Враги, опасность, голод, болезни вряд ли способствуют единению матери и ребёнка в гармонии и любви (просто некогда, когда женщина занята вопросом: как прокормить, как защитить). Нет, я не оправдываю тех, кто забивает на своих детей, но даже любящая мать не может быть всегда идеально любящей и принимающей.
Хомо сапиенс существует около 200к лет. Сколько прошло с ВОВ? 80 лет всего! Что есть 80 против 200 000?
Когда-нибудь, через лет 100 000 наша эволюция всё же пойдёт по пути гармонии, но пока что такие перспективы кажутся очень фантастическими.
Я к чему. Стремиться к гармонии с собой нужно обязательно, только все мы первоклашки в этом жизненном уроке, и не отличники, нет, мы - двоечники)
И когда читаешь про то, что человек должен расти в идеальном принятии, то сразу хочется поставить крест на всём человечестве и психологии.
«Никто из нас не свободен от нарциссизма, и один из важнейших его признаков – наше ослепление, лишение возможности самопознания». (Н.Симингтон)
«Каждый человек должен определить для себя какое количество правды (о себе – И.Л.) он сможет вынести» (И.Ялом).
Я думаю, личностный кризис - это ситуация, когда я сталкиваюсь с таким количеством "правды о себе", которую уже не в состоянии игнорировать. Например, вам 50 лет, и вы осознаете, что до сих пор числитесь как «подающие надежды». Или мои представления о себе как о храбром/умном/эмпатичном и т.п. человеке явно идут вразрез с тем, что я делаю в реальности. Или же происходят события такой эмоциональной нагруженности, что психика, не выдерживая, впадает в регресс, и я выдаю совершенно инфантильные реакции на происходящее. О регрессе, кстати, я мало встречаю размышлений, как будто это явление скрывается стыдом (мол, по-настоящему зрелые и мудрые личности не регрессируют на фоне стрессов и кризисов). А ведь в кризисе вполне возможен полноценный регресс, откатывающий нас назад - к тем решениям, которые мы принимали, будучи еще совсем детьми. Для детей, у которых не было поддержки взрослых, естественно выбирать такие реакции на эмоциональную боль, которые помогают ее избегать и изолировать. Регресс - но еще не деградация.
Варианта в кризисе у меня и у всех нас два. Встретившись со стыдом и разочарованием, снова броситься к проверенному, но инфантильному, использованному когда-то в детстве нарциссическому выбору, спрятать за барьером стыда "нехорошего" себя, и постараться как-то себя поскорее успокоить и утешить, найти приятные объяснения, или же развернуться в сторону эмоциональной боли - и в сторону своего подлинного Я. Продолжать смотреть, изучать, знакомиться с собой.
Взрослость определяется тем, готов ли ты иметь дело с той реальностью отношений с собой или с другими, которая открывается, и с тяжелыми переживаниями, сопровождающими принятие этой реальности. Не отворачиваться, не избегать, не уклоняться – а честно, без скидок, проживать боль, не срываясь к тому же на близких. Боль от утрат, собственных провалов и неудач, отвержения, несправедливости мира, своего несовершенства, потери иллюзий. Формировать новое знание о себе, которое по определению объемнее и сложнее того, которое создается ложным Я. Повернуть вспять нарциссический выбор – это обратиться обратно к той самой боли, от которой сбежал, не выдержав ее когда-то. Но это похоже на то, что делают, когда обнаруживают, что перелом сросся неправильно – ногу снова ломают, пусть даже и под анестезией...
Чем больше правды я "впущу" в себя, тем больше, с одной стороны, боли, а с другой - жизни и страсти. Проходить через кризис - пройти через маленькую смерть, где все болит, где тяжело дышать, потому что "объем души" расширяется под натиском того, что отщеплял и скрывал от себя. Но потом я попадаю в пространство, которые было закрыто, потому что раньше был не в состоянии дожить до него.
Много лет назад я написал в своем дневнике (который нашел неделю назад, разбирая документы), когда только-только приступал к психотерапии, но уже осознавал, как я варюсь в этом аду: «Я понаблюдал за собой, как я пытаюсь себя успокоить и утешить. В итоге – я обещаю себе, что буду еще больше читать, учиться и работать с собой (что и делаю, кстати). Но это же привычный нарциссический ход – я стану лучше и примирюсь с собой и с другими. Я хочу примириться с собой таким, какой я есть сейчас. Хроническая война с собой. Я очень устал от нее. Я ужасно от нее устал, ужасно».
Душа болит – но она живет. Что-то расправляется в груди, дыхание глубже, воздух проникает все дальше в тело, а там – слезы. Ты-пятилетний, оставленный самим же собой в этом вечном пустом одиночестве, оставленный из-за стыда, из-за того, что ты вот такой – «не годишься». Тогда нужна была лучшая версия себя. А сейчас там нет стыда – только слезы и тепло, и любовь, смягчающая тело. Присутствие меня-взрослого, который добрался-таки до этой пустоты. И тишина.
