15 октября 2025
ПРО ДЕПРЕССИЮ, ШОФЕРОВ-ДАЛЬНОБОЙЩИКОВ И СТАРОСТЬ
Лицо у депрессии, по-моему, не такое уж и страшное. Депрессия вообще не самая стыдная болезнь, как говорит любимый мной Владимир Гуриев, она как мигрень, а есть штуки пострашнее – попробуй признайся, что у тебя глисты, например, или геморрой.
А депрессия у каждого второго, половина моих друзей не на антидепрессантах, так на транквилизаторах. И ваших тоже, просто они вам не говорят. Но это не значит, что депрессию не нужно дестигматизировать – нужно, потому что в России стыдно болеть вообще всем. Кроме гриппа. Ну еще можно ногу сломать, это трактуется как знак лихости и мужества, за нее тоже не осудят.
А так болеть стыдно и адски страшно, и это объяснимо, потому что в обществах, где уровень агрессии высок и приходится постоянно физически выживать, где мальчиков-первоклашек мамы учат: «Что ты за мужик, если не можешь ему морду набить», - очень невыгодно быть больным и слабым.
Напрыгнут со спины и сожрут.
Да еще тебя же и обвиняя. И чавкая.
Так что мы боимся рассказывать друг другу не то что про депрессию, а и про язвенный колит, эндометриоз или почечную недостаточность.
Но это отдельная большая тема.
А про депрессию интересно и важно знать несколько вещей:
- Клинических депрессий и так называемых суб-депрессий (это когда хочется сдохнуть во мраке, но вы еще не лежите лицом к стенке, как кабачок, а в состоянии сходить за хлебушком и проверить у ребенка уроки) вокруг нас с вами море. По умолчанию считайте, что депрессия у каждого, кто жалуется вам на «жить не хочется». Потому что жаловаться немодно, модно все успевать и радостно карабкаться на сияющие вершины с палкой для селфи. И если уж человек сумел выдавить из себя что-то вроде: «Как-то на душе хмуро и ничего не хочется», - значит, то, что у него внутри, смело умножайте на двадцать.
- Популярный тезис про «депрессия может быть у каждого» - преувеличение. Не у каждого. У некоторых ее не будет ни-ког-да. Как, например, есть люди, неуязвимые для кариеса (вы не знали? Их есть несколько процентов в популяции). Или для гипертонии. Или для варикоза. Вот так сложилась мозаика генов, давайте позавидуем, мысленно плюнем в их сторону и перейдем к следующему экспонату для осмотра. Например, есть люди, которые в тяжелых обстоятельствах свалятся не в депрессию, а в психоз. Психоз гораздо страшнее по виду и разрушительнее по последствиям, так что нам, можно сказать, повезло.
- Самые страшные депрессии – безмолвные, безъязыкие. Мы с вами, живущие в фейсбуке, их наблюдаем редко. Видели вы когда-нибудь тяжело и глухо пьющего вахтовика, или шофера, буквально почерневшего от внутренней тьмы, у которой нет ни названия, ни голоса? Они даже слова такого «рефлексия» не слышали. Они и ко врачу не пойдут, и таблетки ваши пить не будут, вообще никакие. А умрут рано, потому что нелеченная депрессия сжирает нас не хуже онкологии. Давайте восславим нашу способность говорить и писать, ныть и жаловаться, она мало того что облегчает состояние, так еще и увеличивает шансы получить помощь в десятки раз.
- Довольно неприятная штука в депрессии – провал когнитивных функций. Человек не то чтобы тупеет, иногда и не тупеет, иным виртуозам и работать в этом состоянии удается. Но мысли разбегаются, как блохи, очень трудно что-то планировать, почти невозможно запомнить, чего ты там напланировал. Постоянно о чем-то забываешь, путаешь, за это еще сильнее клеймишь себя, и в итоге соскальзываешь все глубже и глубже в яму.
- Еще одна гадкая вещь – то, что эта яма содержит в себе раздирающее душу противоречие. С одной стороны, больше всего на свете человек в депрессии хочет, чтобы все немедленно ушли и оставили его в покое. Любое усилие, любой контакт страшно его изматывает. С другой стороны, в этот момент он отчаянно нуждается в «наручках». Чтобы заботились и были рядом. Оставить в покое, держа при этом на ручках – абсолютно филигранное умение, и вполне простительно, что большинство наших близких люд
ей им не обладают. Ну блин, они же не целители Пантелеймоны. Так что лучше из последних сил доползти до психолога или психиатра, который это умеет (да и то не каждый, увы. Я слышала сотню историй про психологов, говорящих «соберись, тряпка» и психиатров «ну вам, я вижу, уже получше, так что подберите нюни»).
- А, ну и главное – не торопитесь клеймить людей, переживающих депрессию сейчас. Рано или поздно мы там будем все. Когда старость возьмет свое и тело начнет предавать на каждом шагу, когда мы похороним родных, а за ними и друзей, когда мы будем просыпаться с болью в суставах, а засыпать с горечью, потому что все наши цели и «кем я хочу видеть себя через 10 лет» осыплются пеплом – вот тогда-то мы с вами и соскользнем в эту бездну. В старости, как говорят исследования, депрессии не избежит почти никто из нас.
- И, возможно, те, кто изучает глубины своего мрака уже сейчас, окажутся в выигрышном положении. А может, и нет. Посмотрим.
- Ну и самое последнее. Если вы еще не там, и не торопитесь пока заглядывать во мрак (тоже могу понять), три золотых правила профилактики депрессии, в любой сезон:
- Режим дня.
- Ежедневные прогулки.
- И чтение приятных вам книг.
Это все легко научно обосновать: режим дня дает успокоительную предсказуемость мира и уменьшает источники тревоги, ежедневные прогулки помогают вырабатывать эндорфины и серотонин, а чтение книг развивает символизацию, то есть помогает лучше сформулировать, чего вы чувствуете.
А так – будьте здоровы, мои хорошие.
Размер — не главное
— Не понял…
Рыцарь спрыгнул с коня и по кругу обошёл дракона, с подозрением осматривая ящера. Дракон дружелюбно улыбался рыцарю во все двести зубов и помахивал кончиком хвоста.
— Ничего не понимаю. Девушка! Девушка, — рыцарь задрал голову и принялся кричать, обращаясь к окну на верхушке башни.
— А? — Из окошка показалась растрепанная голова принцессы.
— А чего у вас дракон такой задохлый?
Дракон обиженно зафыркал и поднялся на лапы. Ростом он действительно не вышел. Был он размером всего лишь с лошадь. Ну хорошо, не с лошадь, а с упитанного пони.
— Я тебе дам “задохлый”! — Тоненьким голосом заверещал ящер. — Я тебе сейчас покажу — “задохлый!”
И дракон выпустил жиденькую струю пламени прямо перед лицом рыцаря.
— Я не задохлый, я декоративный! Понял?
Рыцарь отмахнулся от огня рукой в стальной перчатке.
— Ты ещё скажи, карликовый.
— Ещё одно слово, и я тебя поджарю. Люся! Люсенька, — дракон поднял голову и в свою очередь закричал в сторону окошка, — этот гопник меня обижает!
Голова в окошке исчезла, а дракон наклонил голову, выставил коротенькие рожки и попер на рыцаря.
— Я тебе покажу, как обзываться. Как дам тебе сейчас больно.
Рыцарь ойкнул и спрятался за лошадью.
— Уйди прочь, животное. Как рубану тебя мечом, будешь знать.
Дверь в башню распахнулась.
— Это кто мою Пусю обижает?
На пороге стояла принцесса. Размашистым, почти строевым шагом, девушка подошла к рыцарю.
— Ты чего хамишь, а? Дракон ему не нравится, каков гусь. Ты сам-то чего такой мелкий?
Рыцарь покраснел и снизу вверх посмотрел на принцессу.
— Это не я мелкий. Это вы… слишком большая.
— Пуся! — Принцесса отступила на шаг и чуть не расплакалась. — Он меня толстой обозвал!
Дракон проскользнул под брюхом у лошади и цапнул незадачливого рыцаря чуть пониже спины. Латы хрустнули, как яичная скорлупа.
— Ааааа! — Заорал укушенный.
Принцесса от неожиданного крика испугалась, со всего размаху треснула ухажера по шлему сумочкой и бегом умчалась обратно в башню. А тело несчастного с глухим стуком рухнуло в траву.
Дракон оттащил рыцаря к башне, снял помятый шлем и принялся отпаивать коньяком из фляжки. Юноша отпаивался с удовольствием, но при этом печально жаловался на жизнь.
— Как я другим рыцарям в глаза смотреть буду? Ты ведь такой мелкий. Меня же засмеют.
— А ты говори, что в отличие от них у тебя комплексов нет.
— Каких комплексов?
Дракон зашептал на ухо рыцарю, и тот опять густо покраснел.
— Но ведь она меня на целую голову выше! Я её даже на руки поднять не смогу.
— Ну и что? Пусть она тебя носит. Зато у неё характер золотой. И готовит отлично. Знаешь какой борщ она варит?
— Да? — Рыцарь с сомнением посмотрел на дракона.
— А пельмени? Уууу, закачаешься!
— Ну, не знаю, — рыцарь всё ещё колебался, — она ведь в два раза меня больше.
— В жизни рыцаря, — дракон встал в патетическую позу, — всегда должен быть подвиг!
Рыцарь задумался. Попробовал надеть помятый шлем, сплюнул и выкинул его в кусты. Вдохнул, как перед прыжком в воду, и распахнул дверь в башню…
И жили они долго и счастливо. Рыцарь устроился работать директором королевства, и сделал принцессу королевой. Принцесса носила мужа на руках, а ему это нравилось. Соседские королевы-бабушки умилялись дракончику, когда рыцарь выгуливал декоративного ящера у подъезда замка. А на все вопросы подружек, принцесса загадочно улыбалась и вела показывать парадный меч своего рыцаря в главной зале замка — огромный двуручник, в рост человека. Подружки ахали и мечтательно закатывали глаза.
У травматика внутри стоят характерные фильтры: все теплое и принимающее он отбрасывает, а все критическое, обесценивающее – принимает. Хоть и ранится при этом. Это поразительное явление существует потому, что 1. У травматика в детстве не было опыта принятия. Как ни стараешься, что ни делаешь, все не так, все плохо. Или недостаточно хорошо.Основное родительское послание: Ты не такой, как мне надо. Будь другим, удобным мне. 2. Воспитатель использовал принятие как наживку для дальнейшего использованияПолученный опыт: хорошие девочки и мальчики получают похвалу, плохие – агрессию, недовольство, отвержение, месть и т.п. 3. Если милость воспитателя сменялась гневом, (тепло хаотично сменяется холодом), травматик фиксируется на потере: все хорошее непременно закончится...Полученный опыт: Покой нам только снится, будь начеку, следи, контролируй – когда ветер переменится…. И будь к этому готов…Такой человек вечно тревожится, боится брать тепло, ибо память подсказывает: потом будет разрыв, будет плохо. Не умея выносить неопределенность, неизвестность, он сам провоцирует разрыв отношений. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Так лишенец снова и снова отказывается от того, что ему больше всего нужно – от принятия, тепла, человеческого внимания, заботы, интереса. …«Этот человек что-то от меня хочет», - думает женщина, получившая комплимент;…«Меня похвалили случайно, и скоро все закончится», - думает другая, не веря, что ее может ценить начальство и клиенты. ….«Надо очень стараться быть хорошим, чтобы нравиться», -вот бессознательный посыл людей, убежденных в своей плохости, не верящих в свою значимость для других людей. …Если вы отвечаете миру именно такими реакциями, стало быть, вы, будучи голодным, отказываетесь есть. Почему? Для того чтобы понять себя, хорошо бы ответить на вопросы:Как я отношусь к комплиментам, похвале, вниманию к себе, заботе обо мне? Верю ли я людям, которые их отдают? Если нет – почему?Как это связано с тем, что происходило со мной в детстве?Насколько я чувствовал право быть собой – со своими чувствами, желаниями, нехотелками, непослушаниями? Обращались ли с ними уважительно, с пониманием?Или же я должен был только лишь соответствовать ожиданиям воспитателей?Что происходило, если я был каким-то другим, не таким как ожидали? Мог ли я быть принятым таким другим, не-ожиданным? ……Отбраковывая тепло, собирая холод, травматик не перестает нуждаться в принятии.Он продолжает ждать признания своей хорошести, признания права на свое существование, на свои права – от значимых для себя людей. ….В терапии с клиентами я чувствую это ожидание.Оно не проговаривается, но висит в воздухе, как плотная масса.Плотная масса из тоски, горечи, обиды и гнева. И надежды. Я знаю: пока мой клиент не проговорит, не озвучит свое ожидание от меня (а на самом деле – от матери), он не сдвинется с места. Он не будет заботиться о себе сам, не захочет любить себя, откажется признавать свои таланты и достоинства. …. «Ты что-то ждешь от меня? Какого-то права? Разрешения?», - спрашиваю я. ….Внутренний ребенок хочет, чтобы именно я (а на самом деле, его мама) сказала: Тебе не нужно так много работать, пойди, поиграй. Я люблю тебя таким тоже;Мне не нужно, чтоб ты заботился о моих чувствах, я справлюсь сама;Ты можешь проявлять себя, свои таланты без страха. Я тебя поддержу;Я ошибалась, когда не принимала твои чувства всерьез. Они очень важны, можешь им доверять;Я не покину тебя, если мне что-то не понравится в твоих выборах;я останусь с тобой в отношениях, даже если наши выборы не совпадают;Расскажи мне о том, что тебе интересно. Я очень хочу узнать, какой ты….………………………………..Маленькие дети очень хотят разрешения быть не только хорошими и послушными.Они хотят пробовать жизнь на вкус, играть, рисковать, искать себя.И они очень нуждаются в отношениях со значимыми для себя людьми.…………………………………………. …. «Мне так и не удалось побыть в детстве пупом земли», - сказала мне одна клиентка.А так хочется побыть в центре внимания…. Чтобы люди вокруг говорили: «какая красивая девочка, как хорошо у нее все получается!» И чтоб похлопали…. Много раз хлопали мне.Можно я побуду пупом земли?…Она, как многие травматики, отвоевывает у внутренней умерщвляющей фигуры - каплю за каплей - свое достоинство и свои права.Она уже несколько лет в терапии, и уже умеет брать (как мне представляется – есть из чайной ложечки) Ей я могу разрешить, зная, что она сможет взять:Можно! Можно побыть пупом земли…. Для самой себя. День, неделю, месяц…. Сколько нужно.Прислушиваясь к себе, не подавлять желания, а воплощать их.Позволить себе «ничего не делать» … хотя бы в день по часу, если страшно позволить себе сразу много часов))Можно не тащить себя за шкирку к «неприятным» людям, даже если это «необходимо», а позволить себе посопротивляться. Или вовсе отказаться от разрушительных контактов.Можно поиграть в «пупа земли» с близкими, кому доверяешь. Поиграть по очереди… Главное условие – пупом все восхищаются, его все любят, ему хлопают! …..Голодному не насытиться, если он отказывается от еды. Главное – не забывать усваивать.На психологическом языке – присваивать. Все присвоенное постепенно становится привычным)
Показать полностью…
Слова «насилие в семье» звучат очень серьезно, грозно – и большая часть читателей этой статьи с облегчением подумают: «это не о нас, это о каких-то страшных людях, которые бьют и насилуют жен и детей, про них и слова-то хорошего никто не скажет!» Действительно, есть выраженные, караемые законом формы семейного насилия: избиение членов семьи с нанесением тяжких телесных повреждений, сексуальное домогательство по отношению к собственным несовершеннолетним детям и т.д. Но, говоря о насилие в семье, хотелось бы остановиться не на таких очевидных и всеми признаваемых асоциальными формах семейного взаимодействия, а на менее заметных, «простых» и даже привычных, а иногда и одобряемых. Да как же их не бить? Как часто на улице или в магазине крепкая сильная молодая мама тащит за руку, почти выдергивая ее из плеча, малыша лет 3–4, а то и младше, и с высоты своего роста во весь голос поливает его бранью… Ее главный аргумент: «Он меня достал, он делает это назло мне!» Окружающие стыдливо отводят глаза: с одной стороны, тяжело на это смотреть, с другой – не покидает чувство, что и сами не без греха. Двойственность нашего отношения к психологическому и физическому насилию над детьми в семье выплеснулась на страницы и экраны СМИ при появлении проекта закона о защите детей. Зазвучал не одинокий голос, а целый хор: «Если детей нельзя бить, давить, грубо принуждать, то мы перед ними бессильны, мы с ними не справимся, мы не знаем, как управлять их поведением без насилия». Психологическое или физическое насилие над детьми – в первую очередь проблема бессилия взрослых. Дети очень чувствительны к интонации, с которой взрослый отдает распоряжения, это заложено в ребенке природой. Если взрослый внутренне ощущает себя взрослым и уверенным человеком, знает, чего он на самом деле хочет от ребенка и отвечает за результат, и все это звучит в его голосе – ребенок любого возраста, даже ворча, подчиняется. Когда взрослый внутренне не уверен и сам не до конца понимает, что должен делать ребенок и для чего, – в ребенке поднимается тревога. Она выражается в слезах, криках, сопротивлении, так как ребенок, не понимая до конца, что происходит и что на самом деле нужно взрослому, воспринимает про- исходящее как бессмысленное насилие над собой. Взгляд снизу Вот, например, та самая молодая мама. Идя по своим делам, она, не раздумывая, взяла с собой ребенка. Делая необходимые ей дела, переступила границу его физических возможностей, ведь приноравливаться к широкому шагу родителя в толпе людей и духоте магазинов маленький ребенок может очень ограниченное время (в идеальном случае от 30 ми- нут до 1 часа, учитывая и транспорт). Ребенок пытается затормозить, он истощен, его капризы и слезы – сигнал перегрузки (дети не всегда демонстрируют перегрузку слабостью и замедленностью, а часто, напротив, перевозбуждением – так устроена их развивающаяся нервная система) А очень большой и сильный по сравнению с ним человек беспощадно тянет и страшно кричит сверху. Поставьте себя на место ребенка. Это уже канал выживания: надо бороться за жизнь, смысл слов ускользает, не до него – надо вырваться, убежать, спастись, а бежать от мамы страшно, ведь ты целиком от нее зависишь, вдруг бросит? Что поселится в душе малыша после таких эпизодов? Усвоит ли он, что надо делать то, что велят сильные, не думая о себе, или надо сопротивляться до конца всем и всему, может, отстанут, испугаются? Мы не знаем. Зависит от того, как вообще ведет себя мама с сыном, одобряет ли семья такой способ «воспитания» детей. Не знаем. Но точно знаем, что ребенок получает сейчас психологическую травму. В ситуациях любого давления (учитель, начальник, жена) он будет чувствовать себя одиноким, незащищенным человеком, который может надеяться только на себя или на милость сильного: вдруг передумает, вдруг полюбит и перестанет обижать. Цепная реакция Зависимость от старшего, начальника (бьющего сверстника, а затем избивающего мужа, издевающихся соседей или сослуживцев) часто закладывается в таких привычках, семейных эпизодах. Часто срываясь на удары и крики по слабым и незащищенным (нашим детям) мы оправдываем себя собственной слабостью и отсутствием воли: «Не мог (ла) сдержаться, не могу терпеть, когда она (он): не садится на горшок (1 год), вертится и не ест (3 года), пачкается (5 лет), не садится за уроки (8 лет), не приходит вовремя (13 лет), выбирает не того партнёра или друзей (15 лет)». Ребёнок должен сделать вывод: роль родителей нам не по плечу, мы с ней не справляемся и единственный выход видим в том, чтобы он был ответственным, волевым, делающим всё, как надо, за нас. Медленно, капля за каплей закладываем мы в детей представление о нас как об опасных, не умеющих сдерживать себя слабаках - и при этом требуем к себе уважения как к родителям. Дети редко видят нас в социуме, они не знают, что мы умеем сдерживаться и не бьём своего начальника, милиционера, людей на улице, если они ведут себя не так, как нам бы хотелось. Их опыт общения с нами семейный, а в семье несдержанность даже пропагандируется: «Отец был горячий, чуть что – врезал, и ничего, я вырос (предполагается, что единственный критерий правильного воспитания – оставить в живых!), твоя бабушка нас в ежовых рукавицах держала, и веником, и ремнем чуть что, боялись ужасно и ничего, школу закончили, в институт поступили, наверное правильно (логика: если бы не тряслись от страха, ничего бы в жизни не добились!). Часто семья, привыкшая решать свои проблемы, сбрасывая на ребенка накопившуюся в других отношениях агрессию через побои, оскорбления, крики, делегирует право так же обращаться со своим ребенком другим людям. Например, что означают слова отца, обращенные к учительнице «Вы с ним построже, он слов не понимает»? Разрешение давить на ребенка, кричать, когда и она, и ребенок знают, что семья оставила его без защиты. Воспитывая жертву Внутри себя любой родитель хотел бы вырастить сильного, успешного, уверенного в себе человека. Может ли стать таким человек, которому без сожаления причиняют боль те, кто должен его любить и защищать, а часто еще и перебрасывают ответственность: «Я никогда ни с кем так себя не вел, я не такой человек, это ты своим поведением ужасным до- вел меня до того, что я себя не помню»? Родители часто так говорят, и смысл такой: виноват не тот, кто бьет (палач), а тот, кого бьют (жертва). Вел бы себя по- другому – и палач оставался бы хорошим человеком! Часто эту идею поддерживают СМИ и организации, связанные с детьми: дети сейчас ужасны, жестоки, у них нет ценностей, с ними невозможно поладить. Надо ужесточать, следить, давить, иначе не справимся. Я не беру крайние формы: стрелять, сажать, всех в армию – и гонять. Возникает ощущение, что взрослый мир категорически не хочет быть взрослым и обижается, что дети не хотят играть с ним в поддавки: «мы хорошие дети сами по себе, значит – ты хороший взрослый», а требуют усилий, воли, понимания происходящего и осознанности действий. Если говорить серьезно, то проблема жестокости и бесчувствия родителей по отношению к собственным детям (это и есть насилие в семье) – прежде всего проблема беспомощности перед ответственностью за живого, растущего и любимого маленького человека. В стране, прошедшей очень тяжелый путь, на котором насилие и жестокость часто становились нормой (войны, террор, голод), любить детей и гордиться ими, наслаждаться даже их ошибками, было слишком большой роскошью – вырастить бы. Тяжелые времена переворачивают правильную модель взаимодействия в семье: родители рожают детей и растят их для того, чтобы детям было хорошо в их собственной жизни, и они могли так же вырастить своих детей. Тогда жизнь развивается и становится богаче. Перевернутая модель: дети должны жить так, чтобы родителям было хорошо и спокойно. Но ни один ребенок на свете не способен сделать спокойными и счастливыми своих взрослых родителей. Их жизнь всегда только в их руках. Зачем мы это делаем? И в тот момент, когда так хочется ударить, заорать на ребенка, потому что плохо тебе, родитель должен за дать себе вопрос: а для чего я сейчас это делаю, как это скажется на том, кого я ращу? А если уж сорвался, не сдержался, скажи ребенку правду о том, что тебе стыдно быть несдержанным, что ты не прав, когда бьешь и кричишь, но его поведение все равно было неверным и так нельзя. У ребенка появится возможность уважать вас как человека, пытающегося сдерживаться, сильного (может извиниться только сильный, уверенный в себе, слабый до последнего пугает, чтобы боялись – объясняйте это детям). Главное, у вашего ребенка снизится уровень страха перед вами и вашей агрессией и появится возможность осознать свое поведение. В семье, где много агрессии и напряжения между родителями, бабушками и дедушками, дети иногда не выдерживают, оттягивают агрессию на себя, делают что-то, чтобы взрослый сорвался, выпустил накипевшее. Дети подсознательно, а иногда и осознанно боятся копящейся во взрослых агрессии и «идут на опережение». Мы все были детьми и, если вспомнить, не были мы так уж ужасны и непредсказуемы, хотя нашим родителям было не всегда легко с нами. Таковы и наши сегодняшние дети. Просто они очень нуждаются в нас, взрослых. И было бы очень здорово, если бы мы перестали мучить друг друга, а прикладывали бы силы к восстановлению жизненного равновесия в замечательной паре взрослый – ребенок.
Показать полностью…