Детоцентризм

Как дети украли нашу взрослую жизнь и что с этим делать

Посвящается людям, которые разбираются в пупсиках, цитируют серии «Маши и медведя» и коротают выходные на детских площадках.

Выхожу с блокбастера про снежинку, с кукольного спектакля. Пока стою в очереди в гардероб, краем уха слышу разговор: «У нас завтра еще игровой английский и приключения на батуте. Да, аниматор будет в костюме Фиксика! Давайте с нами». Поворачиваю голову. Людям, которые завтра собрались прыгать с фиксиком, по сорок лет.

Неужели у них не было других дел, кроме как взлетать под кретинскую музыку с поролоновым парнем? Им не хотелось посмотреть взрослое кино, послушать джаз, выпить с друзьями? Мне вот хотелось бы, но я тоже топчусь в фойе кукольного театра, а за штанину меня дергает ребенок: «Ну, что – теперь по мороженому?».

Может, с нами всеми что-то не так? Может, положа руку на лоб, пора признаться: у нас развился детоцентризм?

Детоцентризм - подчинение интересов всей семьи ребенку - очередная опасность для ответственных родителей. Смещенный в сторону ребенка семейный центр тяжести заставляет родителей забыть о своих скромных проблемах и сосредоточиться на нуждах самого юного члена команды. Отказываться от своего досуга, от важных для себя покупок, от общения, только бы угодить ребенку: купить игрушечный вертолет, сгонять в аквапарк и вырезать весь вечер детали для аппликации «зайка в лесу». Все для фронта, в общем.

Противники «проклятого детоцентризма» на форумах грозят, что современные дети вырастут избалованными: махровыми эгоистами. То ли дело - раньше, когда мы были маленькие: родители не таскались с нами, как с писаной торбой: мы сами, не капризничая, готовили себе обед, сами ходили в школу и в выходной сами решали, в какой кружок пойти: авиамоделирования или в кружок друзей во дворе - они там как раз драку затеяли. Приводятся в пример совсем странные вещи: раньше ребенок знал свое место, перебивать взрослых не смел, на праздниках сидел за отдельным столом - и в целом не наглел, как сегодняшние парни в костюмах спайдерменов. А летом - его вообще в лагерь на три смены отправил и все. Вот, мол, было лучше! Самостоятельность и скромность в одном пакете, то есть ребенке.

В целом это риторика подозрительная. Что значит «пикнуть не смел»? На черта ему это качество сегодня? Ведь сейчас мир другой, не такой, какой помнится по 83 году. И главное изменение состоит не в возросшем количестве смешариков, игрушек и развивающих кружков, а в подходе. Мы стремимся видеть в девочке в ползунках отдельную личность, интересоваться ее самочувствием и мнением, дать ей право на истерику, на хныканье, даже если вы пришли на парад, и сейчас будет вынос флага. Пусть с самого младенчества дети чувствуют себя услышанными и уважаемыми. Во главе угла не воспитание, а человек.

Но значит ли это, что младенец теперь будет управлять жизнью взрослых? Отнюдь. Ребенок сам не очень готов управлять хоть чем-то, кроме игрушечной машинки. Это известно по опыту: сначала он хочет на качельки, по пути затевает драку, а потом начинает бросаться грязью. И если вы считаете, что это хороший план на выходные - то вы, во-первых, папа, а во-вторых, не выспались.

После посещения психологических семинаров и чтения родительской литературы я поняла, что специалисты говорят примерно об одном и том же. Главный фокус такой: папа с мамой должны быть эмоционально доступны для ребят с качелек, прислушиваться к ним и разрешать выражать свои эмоции. Но сохранять во-первых, семейную иерархию, во-вторых, личные границы. Вот, попробуйте на досуге: «Да, Вениамин! Да, я вижу, тебе горько и обидно. Ты очень-очень хотел рвать мой справочник по металлургии. Но я не могу позволить тебе этого. Сори!», «Да, Катя, мы зайдем попрыгать на батуте. Я могу выделить полчаса на это мероприятие, видя, что тебе это важно. Но потом мы отправимся в музей: там выставка, которой я дико интересуюсь».

Кстати, на одном из семинаров была мама, которая неделю не выходила из дома: ее сын протестовал против прогулок - так и не разобрать, то ли детоцентризм, то ли мазохизм. В отсутствии чуткости к ребенку ее точно не упрекнешь, а вот в отсутствии личных границ и понимании, кто в доме хозяин, пожалуй, можно.

Правило: «Я тебя слышу, но мы отсюда уходим, мне жаль!» - очень хорошее и верное средство от детоцентризма. Применяйте его, когда толпа аниматоров вокруг начинает сгущаться, да и во всех других случаях, когда вам становится неуютно.

Мы часто складываем ответственность на детей, а они к ней не готовы, особенно после двух потасовок и трех кусков торта. Если родитель не вполне уверен в себе, то что тогда делать малышу, который ведет внутренние беседы с плюшевым пони?

Да, мы все очень хотим радовать своих детей («Ну, хорошо, возьми еще одну конфету») и избежать лишних конфликтов («Куплю, только выключи ультразвук»). Но в итоге мы не только теряем ведущую роль в семье, но и оказываем плохую услугу ребенку: от него начинает зависеть слишком многое, а это тяжелая ноша.

Если папа не рассказывает тебе, как устроен мир, а по всякому поводу задает вопросы - повод для тревоги. Пусть малыш выступает в острых вопросах - вроде выбора цвета своих варежек и количества лавровых листочков в супе. Но у трехлетки нельзя робко интересоваться: «Можно папа не будет в десятый раз исполнять танец снеговика?». Мы не интересуемся, мы информируем: «Теперь папа больше не снеговик. Кстати, где моя газета?». И все - пусть плачет, мы успокоим. Но сначала нужно для себя решить: снеговик я или нет, тварь дрожащая или право имею? Если все понятно с собой, то и в отношениях с карапузом все как-то проясняется.

Не факт, что это окажется легким делом. Мы, современные мамы и папы, постоянно невротично сомневаемся в себе, мы ищем новую информацию, чтобы убедиться, что все делаем правильно, и опять погружаемся в панику и беспомощность. Хотя бы потому, что статьи не принято писать на животрепещущую тему: «Все хорошо. Вы все делаете верно. Омммм!»

Все кругом непонятное. Гулять или нет? Суп или каша? Мультик или вред? Балет или хоккей? Няня или бабушка? Красный или синий? Стоп… Спокойствие. Омммм. Эта колымага без водителя не поедет. А водитель - это вы. Так что держите руль и поехали…. «Нет, Машенька, мы более не пляшем в золотых платьях. Мне жаль….».

Показать полностью…

Каждый раз, когда ребенка не берут на руки, каждый раз, когда на него шикают, когда его высмеивают, игнорируют или заставляют делать то, что ему не по силам, еще один дополнительный груз падает в хранилище боли. Это хранилище я называю первичным резервуаром травм или просто первичным пулом. Каждое добавление к резервуару делает ребенка более далеким от реальности и более невротичным.Когда это насилие над системами реального восприятия и чувств накапливается, оно начинает сокрушать реальную личность. В один прекрасный день может произойти событие, не обязательно причиняющее травму само по себе — например, сотый привод ребенка к сиделке — которое сдвигает хрупкое равновесие между реальным и нереальным, и именно в этот миг ребенок становится невротиком.Это событие я называю первичной сценой. Это тот момент в ранней жизни ребенка, когда все прошлые унижения, отчуждения и лишения накапливаются до критического уровня, порождая смутное, но твердое понимание: «У меня нет никакой надежды, что меня полюбят таким, какой я есть».Именно теперь ребенок начинает защищаться от катастрофического понимания, расщепляясь в своих чувствах и тихо сползая в невроз. Это понимание не является осознанным.Более того, ребенок начинает действовать соответственно сначала в присутствии родителей, а потом и в других местах с другими людьми в той манере, какой от него ждут. Он говорит их словами и совершает их поступки. Он поступает и ведет себя нереально — то есть, не в соответствии со своими потребностями и желаниями. Через короткое время невротическое поведение становится автоматическим.Невроз предполагает расщепленное состояние сознания, отчуждение человека от его истинных чувств. Чем грубее насилие, которое совершают родители, тем глубже пропасть между реальным и нереальным.Ребенок начинает говорить и действовать предписанным ему способом: не трогать свое тело в определенных местах (то есть, буквально это означает, что он не должен чувствовать свое тело), не выражать бурно восторг и не грустить, и так далее. Однако хрупкому ребенку расщепление необходимо как воздух. Таков рефлекторный (то есть, автоматический) способ, каким организм удерживает себя от безумия. Таким образом, можно сказать, что невроз — это защита от катастрофической реальности, призванная оградить от повреждения развитие и психофизическую цельность организма.Возникновение невроза предполагает, что пациент становится не тем, кто он есть на самом деле, ради того, чтобы получить то, чего в действительности не существует.Если в отношении родителей к ребенку присутствует любовь, то ребенок остается тем, кем он на деле является, ибо любовь — это позволение оставаться самим собой. Таким образом, отпадает необходимость травматической потребности, которая и формирует невроз. Невроз может возникнуть оттого, что ребенка заставляют после каждой фразы произносить «пожалуйста» и «спасибо» в доказательство воспитанности родителей.Невроз может развиться и оттого, что ребенку не разрешают жаловаться, когда он чувствует себя несчастным, или плакать. Родители запрещают ребенку плакать, так как этот плач вызывает у них тревогу. Они могут, кроме того, заставлять ребенка подавлять гнев — «хорошие девочки не раздражаются; хорошие мальчики не спорят со старшими» — только ради того, чтобы показать, как ребенок их уважает. Болезнь может возникнуть также и тогда, когда ребенка заставляют что‑нибудь делать против его воли, например, прочитать стишок на вечеринке или решать сложные абстрактные задачи.В какой бы форме это ни проявлялось, ребенок очень быстро начинает понимать, что от него требуется. Делай, что тебе велят, иначе… Будь таким, каким хотят, чтобы ты был, иначе — не будет любви или того, что сходит за любовь: улыбки, одобрения, подмигивания. Со временем требуемое действие начинает доминировать в жизни ребенка, жизнь превращается в набор ритуалов и заклинаний, произносимых в угоду родителям.Расщепление в сознании происходит от понимания ужасающей безнадежности жизни без любви. Ребенок по необходимости отрицает и отвергает осознание того, что его потребность в любви не будет никогда удовлетворена, что бы он для этого ни делал. Он не может жить, зная, что его презирают, и что в действительности он никому не интересен. Для него невыносимо знать, что нет никакого способа сделать отца более снисходительным, а мать добрее. Единственное, что может сделать ребенок, чтобы защититься от этого ужаса — это выработать замещающие потребности, каковые и являются невротическими потребностями.Давайте для примера рассмотрим ребенка, которого постоянно одергивают и оговаривают родители. В классе такой ребенок будет непрерывно болтать, чем вызовет нарекания со стороны учителя, во время перемены, на школьном дворе он будет непрерывно хвастать и бахвалиться, чем вызовет отчуждение товарищей. Позже, став взрослым, он будет испытывать непреодолимое стремление громко требовать чего‑то такого же очевидно символического, как, например, требование накрыть «лучший стол» в дорогом ресторане.Но обладание желанным лучшим столом не может устранить ощущаемую таким человеком «потребность» чувствовать себя важной персоной. Иначе зачем было бы повторять такое представление для зевак всякий раз, когда ему случается обедать вне дома? Лишенный, вследствие расщепления, своей истинной, аутентичной потребности (считаться достойным человеком), он выводит «значимость» своего существования из того, что его знают по имени метрдотели самых дорогих и фешенебельных ресторанов.

Показать полностью…

Баба Яга распахнула дверцу холодильника и задумчиво хмыкнула. На завядшем пучке укропа лежала записка: «даже вeшaться тут стыдно. мышь». Смяв бумажку, Яга заглянула в морозилку. В центре лежал одинокий пельмень, кажется, с мyxoморами.

— Маловато будет, — пробурчала Яга, — придётся опять фастфуд заказывать.

Катнув по блюдечку огрызок яблока, Яга набрала знакомый номер.

— Служба доставки Кощей.еда приветствует вас!

— Заказ примите, — мрачно буркнула Яга, — салат «Мyxoмор» с курицей, сет роллов с жабой и пиццу «Василиса» на тонком тесте.

— Пить что-нибудь будете?

— Квас-колу без сахара.

— Это ваш сотый заказ и вам положен бонус от Кощей.еда. Мы положим вам в заказ порцию крылышек «Гуси-лебеди».

— А! Ещё, — встрепенулась Яга, — курьера мне Ивашку, и пoжирнее, пожалуйста.

Из блюдечка послышался нервный кашель.

— Яга Горыновна, мы на вас никаких Ивашек не напасёмся.

— Ой, да ладно вам, — Яга нахмурилась, — Ну, съeла одного-двух, ничего страшного. Вы всё равно студентов нанимаете, кто их там считает.

— Ваш заказ принят, ожидайте, пожалуйста.

Пока курьер катился через лес на самокате, Яга быстро устроила генеральную уборку. А то стыдно будет, — приедет курьер, а у неё паутина пыльная, кот посреди избы валяется и печь не топлена.

— Избушка, избушка, — позвонили в домофон, — повернись ко мне подъездом, к лесу мусоропроводом.

— Парадной, — проворчала Яга.

В дверь постучали.

— Заказ примите!

— Заходи милок, заходи. Ой! — Яга даже присела от неожиданности.

Курьером оказалась рыжая девчушка с косичками.

— А почему не Ивашку прислали?

— Простите, Ивашки кончились. Все на заказах.

Яга вздохнула. Есть девиц она не любила: косметика вызывала изжогу, а уговаривать сесть на лопату приходилось по три часа.

— Ну, давай вытаскивай, что там у тебя.

— Салат «Мyxoмор», сет роллов, пицца на тонком тесте.

— А бонус где? Мне крылышки обещали!

— Сейчас-сейчас…

Яга присмотрелась к курьерше и вдруг схватила её за руку.

— Ты чего такая грустная? Обидел кто?

Девчонка вдруг расплакалась.

— Меня парень бро-о-о-осил!

— Вот горе ты моё. Как зовут?

— Марьюшка…

— Знаю я, как твоему горю помочь. Садись и слушай…

Выпроводив через час девчонку с бyтылкой «приворотного» зелья и активным пcиxoлогическим настроем, Яга посмотрела на еду и скривилась. Пицца остыла, а роллов уже не хотелось.

— Тьфу, еда басурманская!

Яга собралась и отправилась в гости к Лешему. У него, справного хозяина и солидного мужчины, всегда была и кастрюля борща, и пюрешка с котлетами, и компот. Жаль живёт далеко и Ягу считает исключительно другом.

— Френдзонщик, — ворчала Яга, заводя ступу, — так бы и стукнула чем-нибудь тяжёлым.

Но тарелка борща, это тарелка борща. А Лешего она обязательно coблазнит. Потом. Если опять не объестся котлетами.

Показать полностью…

Машина бабушка всегда была непотопляемой, сколько жизнь её ни топила. Детство в голодной деревне - и не детство даже, а сплошная трудовая повинность. Потом, уже с мужем, гарнизоны в богом забытых местах, в одном из которых родилась дочь, слабая недоношеная девочка. Ни воды, не врачей нормальных, но сдюжила как-то, дочку вытянула, и в люди вывела.Дочка хворала до старшей школы. Потом окрепла. Окончила медвуз, родила свою дочь - собственно, Машу. С мужем сразу не задалось, он ушел, но справились и без него. В этой семье ныть было не принято. Впрягся - тяни. Собственно, того же ждали и от Маши.А вот Маша подвела.У Маши тревожно-депрессивное расстройство, ОКР и черты пограничной личности. Вуз она окончила с красным дипломом, а дальше не задалось. Работать не получается, друзей - полторы подруги и те шапочные, с личной жизнью полный привет.В кого же ты у нас такая тонкокожая? - недоумевает мама.Слишком хорошо живет - вот и распустилась, - отрезает бабушка.Маша влипла не одна. Таких маш много. В их роду - железные родственники, прошедшие фронт, блокаду, ужасы тыла. Потом нормальные трудяги, лишний раз не заглядывавшие к врачу. Жили как все, не зная памперсов, не ведая пятизвездного отдыха на дальних морях. Рассчитывали, что и дети вырастут хваткие и крепкие. А вырос чёрти кто - кисейные барышни, нытики, слабаки.“Чёрти кто” - это мои клиенты. Это люди, которые позволяют мне заглянуть в их закулисье и увидеть скрытую от посторонних глаз логику нарушений. Увидеть, как в жизни реализуется фраза из учебника “патология имеет обыкновение накапливаться в поколениях”.Человеку, далёкому от психологии, подобный расклад кажется парадоксальным. Что же такое происходит, что в мирное время, да при всех бытовых удобствах столько людей “мается дурью”? Может, у них слишком много свободного времени? Может, их на картошку или к станкам - глядишь, сразу всю хандру как рукой снимет?Непонятно, раздражающе, тревожно. Поэтому я попробую объяснить, что происходит на самом деле и почему трудотерапия - не выход. .Итак, почему дети и внуки крепких людей оказываются слабым звеном?Ответ первый. Потому что, похоже, существует эпигенетический механизм передачи травмы.В Нью-Йорке есть исследовательская группа. Она изучает выживших жертв Холокоста и их детей, родившихся уже после окончания Второй мировой войны. Исследователи зафиксировала, что симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) проявляются не только у старшего, но и у младшего поколений. Кроме того, в группе детей ученые зафиксировали более высокий, по сравнению с контрольной группой, уровень кортизола и меньшую чувствительность к глюкокортикоидным гормонам, что характерно пациентов с большим депрессивным расстройством.Легче всего было бы предположить, что люди, выжившие во время Холокоста, транслировали молодому поколению картину мира, полную опасностей, ужаса и боли. Возможно, они передали также привычку тревожиться и не могли научить грамотно обходиться со стрессом. Наконец, нельзя исключить, что, страдая от ПТСР, они обращались со своими детьми.довольно жестко и тем самым травмировали их. Но в ходе исследования выяснилось и кое-что ещё.Оказалось, что и у родителей, и у детей присутствуют определённые изменения в составе гена FKBP5. Этот ген кодирует белок, который отвечает за чувствительность тканей к кортикостероидным гормонам (в том числе, к гормону стресса кортизолу), и это значит, что травма может иметь эпигенетический механизм передачи. Тем более, что подобный механизм передачи уже подтверждён в экспериментах на мышах.Делать окончательные выводы не будем, но задуматься стоит. Вполне вероятно, именно в области эпигенетики кроется один из ответов на вопрос, почему люди, выросшие в благополучных условиях, не всегда психически благополучны. Уж чего-чего, а травм в жизни предыдущих поколений россиян хватало.Ответ второй. Потому что травма может переживаться не тем, кто её получил.Если на чью-то долю выпадают запредельные испытания, психика задействует SOS-механизмы. Один из них - “я не хочу об этом знать/думать/чувствовать”. Благодаря ему травматический опыт может храниться в нетронутом виде десятилетиями. С одной стороны, это механизм позволяет человеку выжить, и это понятно - рефлексировать в лагерях или на войне непозволительная роскошь. С другой, благодаря ему травма так и остается не интегрированной в персональную историю. Она подобна залежам токсичных отходов, которые медленно, но верно отравляют всё вокруг.Дети травмированного поколения хорошо перенимали негласные правила и знали, какие темы в семье табуированы. Нет, не то, чтобы этих тем не касались совсем. Их могли буднично обозначать:- “семью раскулачили”, “бабка сидела по статье о трех колосках”, “деда сочли предателем и расстреляли”. Но и всё. О том, что это были за дед или бабка, через что прошли их дети, какие кошмары приходили к ним во сне - об этом молчали. И травма продолжала выделять токсины.И вот появляется еще одно поколение. Новые дети - сытые, одетые, благополучные. Они живут своей детской жизнью, и, кажется, ничего не может омрачить их существование. Разве что призраки семейной истории, которыми наполнен их дом - они так никуда и не делись. Недоговорки, обмолвки, изменившиеся лица, странные реакции взрослых на невинные вопросы - весь этот фон изо дня в день сводит с ума. Хорошо и нехорошо одновременно. Безопасно и страшно. Понятно и размыто. Все не то, чем кажется, словно праздник в парке при ближайшем рассмотрении оказывается плясками на незарытых могилах. Можно ли это вынести без ущерба для душевного здоровья? Думаю, не всегда.Ответ третий. Потому что мамы и бабушки сами не были психически здоровы.Честно говоря, непотопляемая Машина бабушка в общении была человеком сложным. И это ещё мягко сказано. Непредсказуемые перепады настроения, подозрительность до уровня паранойи, скандальность, требовательность, грубость.... Все эти черты обострялись год от года, а вместе с ней и обострялась ситуация в семье.Машина мама постоянно плакала, и Маше, сколько она себя помнит, маму было невыразимо жалко. Она много раз пыталась обнять её и успокоить, хотя больше всего на свете ей хотелось, чтобы это мама успокоила ее, но та всякий раз отвечала презрительно - не лезь не в свои дела.Вообще кто мама, а кто дочь - вопрос оставался непрояснённым. На Маше с детсадовского возраста лежала ответственность за мамин комфорт. Но комфортно и хорошо маме, к сожалению, не было никогда. Всякий раз, приходя домой, Маша чувствовала, как желудок сжимается в холодный клубок - ей снова должно быть за что-то стыдно. Четвёрка в прописях? Недостаточно вежливо поздоровалась с соседкой? Кстати, её депрессия и началась с этого самого холода в желудке, который взял и расползся по всей душе.Мы часто понимаем травму как следствие чрезвычайной ситуации - землетрясения, военных действий, нападения преступника. Но травма может возникнуть и в рутинной жизни, если тобою злоупотребляют год за годом. Способность человека к самовосстановлению не безгранична - особенно, когда им злоупотребляют в родном доме. - то есть, там, где хорошо бы приходить в себя. А непотопляемые бабушки и мамы - те, что умели держать лица перед посторонними людьми, с собственным детьми уходили в отрыв.Бесконечное стыжение и одёргивание, привычка виноватить, нетерпимость к малейшей критике в свой адрес, запрет на негативные чувства (а в некоторых семьях, и на выражение радости), двойные послания вроде “будь самостоятельной - слушайся безоговорочно”, завышенные требования, глухота к тем нуждам, которые взрослые считают блажью, насмешки - вот далеко не полный список воспитательных мер, от которых любой здоровый ребёнок может поехать крышей. Добавим скелеты в шкафу, о которых мы говорили выше, и получим взрывную смесь. А это мы еще не упомянула физическое насилие, которое практиковалось сплошь и рядом. И что, есть шанс уцелеть?Ответ четвертый. Потому что мир меняется быстрее, чем раньшеМеж тем, наш новый мир требует изрядного запаса психического здоровья. Вчерашние модели адаптации к реальности не работают. Позавчерашние можно списывать в музей. Новые условия жизни по силам лишь тем из нас, кто бесконечно гибок и имеет налаженный контакт с самим собой. Тем, кто себе доверяет и у кого высокая толерантность к неопределённости. Но откуда бы этим качествам взяться?“В воспитательной среде, основанной на “делай, как тебе говорят”, ничего подобного не вырастает. Точнее, иногда вырастает у троечников, которые имеют врожденную способность многое пропускать мимо ушей. Этим и объясняет всем известный феномен, когда выше всех взлетают те из бывших одноклассников, кто учился кое-как. У отличников же, которые привыкли полагаться на старших, размах крыльев гораздо скромнее.Но если сто лет назад модель “делай, как тебе сказано” более ли менее работала, сегодня опыт наших родителей - слабое подспорье. Именно потому, что мир меняется слишком быстро. По сути, чтобы выживать, нам надо учиться каждый день заново. Свежие глаза, свежий мозг, незамыленные уши - и огромная вера, что как-то, да справишься. Способен ли на это вчерашний ребёнок, замученный неврозом? Я думаю, что нет. Невроз препятствует творческой адаптации, и, не имея внутренних инструментов, чтобы справляться с вызовами жизни, мы уходим в болезнь. Депрессии, тревожные расстройства, расстройства личности - всё это и следствия, и причины глобальной неприспособленности к тем условиям, в которых мы сегодня бытуем. Чем сложнее задача, с которой сталкиваешься, тем больше выраженность симптома.Что делать?Окончательно понять, что незамысловатая трудотерапия, которую рекомендуют доброжелатели, еще дальше уведет тебя от той жизни, к которой нужно адаптироваться.Перестать стыдиться собственной слабости. Прекратить смотреть на себя глазами возмущенных бабушки, деда, отца. Учиться состраданию к собственным трудностям, практиковать терпение и принятие. Лечиться, при необходимости, у психиатра, ходить, при возможности, к психологу. Признавать внутреннюю сложность, и тот факт, что между “здоров” и “сломлен болезнью” существует масса полутонов. Мир никогда не был черно-белым, а сейчас и подавно. Мы все в одной лодке. Как-нибудь да прорвемся.

Показать полностью…