Прости меня...
Та боль, которую нам причинили другие люди и которая грузом лежит на нашей душе, требует освобождающего разрешения.
Обида, злость, ненависть, чувство несправедливости — как простить? Как оставить это в прошлом? Как не оглядываться со слезами на глазах? Как не возвращаться и не пытаться выяснять отношения, вскрывая старые раны?
На эти вопросы нет простого и однозначного ответа. Нет инструкции. Есть долгий, часто сложный и местами противоречивый путь внутренней работы. Работы, которая не сводится к формальному избавлению от «плохих» чувств или мистическому «отпусканию» негатива.
Тяжесть в нашей душе — это тяжесть реальных, земных отношений. Другие люди — отягощают нас.
Действительно, легче иметь «отношения» с воображаемыми фигурами, с нашими образами, с ожидаемым и желанным, чем с теми, кто есть.
Так — нет сопротивления, нет разногласия, нет напряжения — нет чужих желаний, интересов, мнений, ценностей, чувств, мотивов и воли, которые могли бы вступать в конфликт с нашими.
Но тогда и нет Другого. А раз его нет — нет и отношений в известном смысле.
Тема прощения, по-видимому, освещена гораздо более широко и ярко, чем тема извинения: нам мало от чего следует предостерегать себя, направляя на неё свои прожектора внимания.
Извинение, в свою очередь, словно вовсе старается оставаться за кадром. Касаясь его, мы выходим на тонкий лёд, приближаясь к крайне уязвимым местам нашей психики.
Ведь, с определенной точки зрения, действительно, проще быть тем, кто прощает: тем, у кого есть власть над другим; тем, кто выносит решение; тем, за кем остаётся последнее слово.
Когда мы извиняемся — мы доверяем себя в руки другому. Мы говорим о своих плохих поступках, нечестности, предательстве, жестокости, безразличии, лжи.
Те части нас, которые находятся в темноте, сложнее всего открывать перед другими. Они начинают болеть и извиваться даже от нашего собственного света сознания. Что же происходит с ними, когда мы позволяем увидеть их кому-то ещё?
Вспомните себя, когда вы подходили к этому серьезнейшему шагу.
Как бы вы могли оценить этот душевный порыв? Смелость перед опасностью быть отвергнутым, возможно, навсегда? Волевой поступок, который вы совершали несмотря на страх и стыд? Из совершенно неудачного положения, под грузом вины и ответственности? Как расплывалось всё перед глазами? Как хотелось сбежать, спрятаться, исчезнуть? Как замирало время, как затаивалось сердце?..
И все же тащили себя к этому человеку. Обращались к нему. Смотрели в глаза. Признавались в том, о чем, возможно, он никогда бы и не узнал. Зачем? И несмотря на всю тяжесть данного действа, понимали, что делали что-то правильное, необходимое душе для дальнейшей жизни.
Как мы ощущаем себя, когда осознаем, что разбитому сердцу не поможет наше «прости»? Что сделанное нами — необратимо? И всего того, что мы можем сделать — никогда не будет достаточно?
— Должен ли другой быть сострадательным и бережным с нами в такие моменты? И получится ли у него быть таким?
К тому же извинение редко сделает нам честь. Оно часто воспринимается как действие, необходимое для искупления, которого, между тем, зачастую совершенно недостаточно для него.
И вопрос отпускания вины, возможно, гораздо более сложен, чем вопрос отпускания обиды. В нем очень трудно найти утешение, принятие, поддержку, сочувствие — это всё требует значительного великодушия и от других, и от себя.
— Как долго мы должны мучаться прежде, чем освободить себя от тяжести совершённого?
Ведь даже если извинения приняты, мы сами не всегда оказываемся способны даровать себе целительное прощение.
Искреннее и глубокое извинение — это опыт, который меняет нас. Это пугающее столкновение с другим самой уязвимой частью себя.
Соприкасаясь с подобными переживаниями, мы всегда становимся чуть больше себя нынешних. Мы выживаем после того, что казалось нам губительным. И это не проходит бесследно. Решившись пройти сквозь — мы обретаем больше, чем готовы были потерять.
Извинение — это подвиг души, который настойчиво приближает нас к более подлинному бытию.
